... Теперь центурион продолжал молча стоять рядом, готовый
оберегать принцессу Марику от любых опасностей, которые таила в
себе Прорва. К его великому сожалению, от той опасности, которую
привез королевский гонец, защитить свою госпожу Кедеэрн был не в
силах.
Все в Веллии, да и в прочих частях империи знали об
обстоятельствах заключения брака второго сына короля Хэвейда. Тогда
еще бывший де-принцем Седрик снял прекрасную романскую ведьму прямо
с костра, к которому она была приговорена духовными отцами. Сам Лей
уберег от смерти невинную - позже удалось выяснить, что девушка
была осуждена по оговору подлого завистника. Женитьба де-принца на
спасенной им красавице могла бы надолго сделаться образом для
вдохновения множества имперских поэтов и темой для их баллад, если
бы не...
Если бы не проклятие, которым второй сын короля Хэвейда был
поражен с самого рождения. Де-принц Седрик Дагеддид появился в мир
в Ночь Голубой Луны - и не мог вожделеть женщин. После его свадьбы
с прекрасной романкой Марикой, споры, предположения и шутки о
способе, которым де-принц сделал своего наследника, не утихали во
всех тавернах, на всех площадях и кухнях как в самой Веллии, так и
за ее пределами. И едва только подутихли сплетни о маленьком
наследнике Дагеддидов, как новая беременность принцессы, которая
случилась спустя совсем недолгое время после первой, подлила масла
в огонь пересудов.
Центурион мог только догадываться, что происходило между Марикой
и ее мужем. Разрешившаяся от бремени принцесса тут же выбила
разрешение и средства на свою неслыханную идею. И уехала к Прорве,
чтобы днями и ночами торчать в ее гибельном тумане. Но кроме
казавшегося безумным нежелания сидеть дома и каждый день видеть
мужа и новорожденных детей, принцесса более ничем не походила на
безумную. Юная романка была умна и рассудительна. Ее спокойный
нрав, умение принимать быстрые и верные решения, глубокие познания
и способности к обучению всему тому, чего от нее требовали
обстоятельства, поражали всюду сопровождавшего ее Кедеэрна. И
одновременно заставляли его сердце сжиматься от щемящей
жалости.
Следуя за ней по пятам как тень, он знал ее высочество Марику
как никто другой. Блекло-зеленые глаза принцессы помимо душевной
твердости и едва различимой насмешки, с которыми она имела свойство
говорить, порой на короткое время отражали горькую тоску. Это
случалось с ней редко, и едва ли кто-то, кроме Кедеэрна мог что-то
заметить. Тоска принцессы была ее тайной. Тайной, которая, как он
понял это с несомненной точностью, пожирала ее душу. Юная женщина,
самая прекрасная женщина бесконечной империи Вечного Рома, была
несчастна. Она умела владеть собой, и никто кроме Кедеэрна не знал
об этом несчастии. Никто не обращал внимания на тени горечи,
набегавшие на лицо принцессы, если ей доводилось слышать о супруге.
Центурион не знал, что делал де-принц с женой. Но одна лишь мысль о
том, каким издевательствам будущий король Веллии подвергал хрупкое
тело и живой разум его романки, побуждала в душе Кедеэрна горячее
желание растерзать проклятого мужеложца голыми руками. Чем дальше в
Прорву пролегала их дорога, тем у центуриона сильнее крепло
убеждение в том, что принцесса Марика привела в исполнение свою
безумную затею не из сумасшествия, а чтобы иметь повод как можно
меньше времени проводить в обществе мужа.