Ко времени нашествия маннов
Марика уже ничем не походила на ту полуголую лесную дикарку, какой
увидел ее Седрик в первый раз. Ее немалый опыт в государственном и
военном делах помог ей заслужить одобрение отца и брата Седрика. Не
имеющая ничего общего, но и разногласного, Марика нашла общий язык
и с принцессой Ираикой. Армия Веллии, и даже романские легионеры
уважали странную жену наследного принца, а народ искренне
приветствовал ту, которая подарила провинции наследников и удержала
ее от смуты.
Однако в отношениях между
супругами все оставалось по-прежнему. Марика была показательно
скромна и по-прежнему беспрекословно покорялась каждому желанию
Седрика. Но она не изменила своего отношения к нему. Марика не
любила и тяготилась обществом мужа. Она изыскивала любой предлог,
чтобы оказаться как можно дальше от него. А его прикосновения
по-прежнему вызывали у нее лишь желание отрешиться - до тех пор,
пока он не оставлял ее в покое...
Седрик мотнул головой, заново
переживая свое усталое бессилие. Прошло очень много времени прежде,
чем он догадался, что именно крылось в неспособности Марики любить
своего супруга. И еще больше для того, чтобы изыскать правильные
пути сближения с ней. Дагеддид помнил свои многочисленные попытки -
и постепенные, едва заметные победы. Которые медленно, почти
неощутимо и не сразу, но все же способствовали потеплению его
отношений с рожденной в день Лея, а потому не могущей любить мужчин
Марикой.
Ни одна женщина за всю историю
их мира не делала для расположения мужа и сотой доли того, что
делал Седрик, чтобы добиться расположения своей жены. И, в конце
концов его усилия окупились. Ледяное равнодушие Марики пусть
медленно, но таяло. А стоны ее вожделения на ложе, которые она
после долгих стараний мужа подчас не в силах была сдержать, сводили
с ума...
... Хлынувший дождь заставил
мгновенно вымокнуть - и продрогнуть до самых костей. Но и
одновременно принудил очнуться от грез.
Седрик встряхнулся, возвращаясь
от горячечного полубреда к настоящему. "Разнюнился, как баба", -
вот что отрывисто выплюнула бы Марика, если бы могла видеть его
теперь. Дагеддид как наяву услышал ее нежный голос, увидел знакомую
досаду в зеленых глазах, презрительно изогнутые губы - и внезапно
горечь осознания его утраты взлетела под самое горло, достигнув
пика и заткнув дыхание.