Младший сын короля Хэвейда хорошо помнил то время, когда он
только начинал семейную жизнь с юной и таинственной романкой.
Принужденная выйти за Седрика против воли, Марика ненавидела каждое
его прикосновение. Казалось, ее трясло от одного его вида, а запах
вызывал дурноту. Рождение первенца не улучшило, а усугубило
происходившее между ними. Когда-то по неосторожности Марика дала
ненавистному ей Дагеддиду высшую клятву - не перечить ему ни в чем.
Лишь потом принц догадался, что жена в самонадеянности не могла
вообразить, что обещанное придется исполнять. Все же она сдержала
слово. По желанию Седрика романка соединилась с ним в вечности
перед лицом Светлого Лея, а после покорялась приказам, слушаясь
каждого желания. Марика не отказывалась подчиняться, но кроме
исполнения его прихотей, больше ничего и не делала. По целым дням
она лежала в постели так, как ее там оставлял супруг, зябко кутаясь
в одеяло, даже когда в комнате было жарко натоплено. Встревоженный
Седрик пытался согреть ее жаром своего тела, обнимая и подолгу
пролеживая рядом с ней. Но, казалось, Марика даже не замечала
усилий помочь ей. Она только ежилась в его руках, холодея еще
больше.
Лекари не находили в маленьком теле принцессы никакой хвори. Но
хворь была. Она пожирала Марику изнутри. Прекрасная романка
поднималась все реже, а когда вставала, то едва перекидывалась
несколькими словами с Ираикой, и реже - с Седриком. Она не
подходила к ребенку и даже не выбиралась из комнаты, все норовя
опять прилечь. Ее прекрасное лицо делалось все бледнее, волосы
потускнели и даже глаза казались прозрачными, утратив их блеклую
зелень.
Седрик чувствовал себя близким к помешательству от сильнейшей
тревоги. Он даже прекратил любовные утехи с женой, наблюдая, что
после каждого раза ей делалось зримо хуже. Однако это уже не
помогло. Марика тихо умирала от непонятной и неизлечимой тоски. По
ее тусклому взгляду Седрику иногда казалось, что она забывала, кто
она и что делает в этом месте. Во сне она иногда начинала бредить
на языке своего народа, но как ни прислушивался супруг, уловить
смысла он не мог.
Когда казалось, что все было уже кончено, неожиданный выход
Седрику подсказал отец. Король Хэвейд лишь раз и ненадолго вошел в
комнату младшего сына. Подойдя к ложу, на котором, уронив руки на
колени, бессмысленно сидела Марика, он присел перед ней сам,
заглядывая в лицо. На несколько мгновений их взгляды встретились.
Потом король поднялся и, не говоря ни слова, вышел, поманив Седрика
за собой.