Как бы то ни было, теперь Марика неслась по степному бездорожью
навстречу волновавшемуся морю. Здесь берег приподнимался, и волны с
пеной и плеском разбивались о его склоны. Сильный ветер, первый в
этом году, который задул с моря, рвал с плеч принцессы плащ,
растрепывал темные волосы и окрашивал в багрянец ее прекрасное
лицо. Здесь уже хорошо чувствовался горький запах соли. Крики
морских птиц, во множестве носившихся над волнами, тонули в свисте
ветра и шуме прибоя, что должен был еще усилиться к полудню.
Седрик догнал жену, когда она сама осадила коня почти у самого
обрыва. С возвышенности открывался вид на море и длинную полосу
побережья по обе стороны. Марика спрыгнула на землю и, забросив
поводья на спину лошади, обернулась к ударявшимся в склоны
волнам.
Про-принц в свою очередь сошел с коня. Обвязывая уздечку вокруг
куста он искоса и с восхищением наблюдал за своей романкой.
Марика по-прежнему стояла лицом к морю. Ветер бил ей в лицо,
трепал тугие локоны темных волос, рвал с плеч дорожный плащ.
Принцесса раскраснелась. Она вдыхала запахи моря, слушала крики
птиц - и обычно угрюмые, ее черты теперь выражали редкое
спокойствие. Глаза Марики были прикрыты, как и плотно сжатые губы.
Тонкие ноздри едва заметно трепетали. Седрик смотрел на жену и
чувствовал, как любовь и нежность к ней переполняют его душу с
новой силой.
Две седмицы, которые прошли с их неудавшейся ссоры в купальне,
Марика, по-видимому, чувствовала некую вину. Седрик понял это по ее
поведению. Романка всерьез вознамерилась примерить роль доброй
жены. Она была неизменно весела и благожелательна. Набравшись
терпения, Марика просиживала даже возле Ираики, составляя ей
компанию и выслушивая болтовню. Вспомнив, что она мать, по целым
дням проводила с детьми, участвуя в их занятиях. И, наконец, за все
время не сыграла с Седриком ни одной из ее обычных шуток. Такое
поведение было настолько непохожим на его жену, что первое время
про-принц не знал, что ему думать.
Потом он догадался. На Марику подействовала угроза не отпускать
ее к Прорве. Настолько, что попытки романки задобрить мужа, в конце
концов, заставили Седрика испытывать чувство вины. Марика так
отчаянно старалась заставить про-принца забыть о его словах, что
перестала быть похожей на себя. И, одновременно, Седрик был
настолько рад этим переменам, что, несмотря на множественные
попытки, так и не сумел признаться ей, что окончательно никогда не
собирался претворять свою угрозу в жизнь.