Возле Мирьям уже суетились родственницы. Рахель отбросила
гордость и бухнулась на колени рядом с дочерью, пытаясь оторвать от
тела мужа. Возникла суета, перемежающаяся завываниями женщин. А вот
Зараха Леви и остальных мужчин оттеснили люди Стужева.
— Алим, — коснулась напряженной руки брата, — такое нельзя
прощать. Ты должен покарать убийцу! Покарать предателей, в чьи
семьи они принесли горе. Одно твое слово, и я…
В этот момент раздался очередной захлебывающийся вскрик Мусечки,
и это стало последней каплей. Я чувствовала, Алим хотел бы
оказаться рядом с матерью, поддержать, дать ей защиту, но вынужден
был оставаться на месте, бессильно наблюдая за трагедией со
стороны.
— А-а-а, — с глухим рыком, на пределе сил, отчего вздулись вены
на лице, великий князь приподнялся, упираясь руками об изломанные
поручни коляски.
Я дернулась, чтобы поддержать, брат опасно соскользнул с сиденья
и едва не упал. Но Алим ошеломил, когда встал на подгибающиеся
ноги. Сам! И его взгляд, каким ашкеназец оглядел притихшую толпу,
был похож на взгляд разъяренного хищника.
— Я. Великий. Князь. Алим. Самон. Осипович. Зельман. Леви.
Повелеваю! Предателям рода нет места в этом мире! Гореть им в
священном огне праведной мести!
Первым занервничал Биньямин. Задергался, будто под кожу
насекомых запустили. Псы Стужева пытались удержать преступника,
чтобы не вырвался и не сбежал. Но куда там! Убийца юлой закрутился
на месте, хлопая руками по начинающей тлеть одежде. Из ушей и носа
у него хлынула кровь. Мужчина упал на пол, забился в агонии и
истошно заорал, закрывая руками глаза. Крик оборвался, когда
Биньямин затрясся в припадке, а после резко вытянулся и затих. Один
из охранников присел, пощупал пульс и покачал головой. С трудом он
отвел ладони предателя в стороны и скривился при виде выжженных
глазниц. Не успели люди удивиться жуткому исходу, как задергалась
Софа, а следом наступила очередь Янгиля.
— Пощади! — бухнувшись на колени, поползла к Алиму жена князя. —
Не меня — сына пощади. Мальчик не виноват!
— Предателям, покусившимся на родную кровь, нет прощения! —
безжизненным голосом ответил великий князь. — Или не ты хотела
убить внучек? Или не ты спуталась с Диего д`Амниером и предала
мужа? Или не твой сын пожертвовал сестрами ради власти?
С каждым предъявленным обвинением, женщина вздрагивала, будто
получала удар хлыста. Когда-то красивое лицо почернело от злобы.
Если бы могла, Софа покромсала Алима на кусочки. Но гадина ничего
не могла противопоставить правде. А яростным сопротивлением лишь
ускорила неизбежный финал. Ненависть вместе с жаром вырвалась на
свободу, выжигая предательнице глаза. Янгиль трусливо закричал и,
не желая мучительной смерти, бросился к великокняжескому венцу. Но
дотянуться не успел. Кара настигла раньше, чем парень обратился в
пепел.