Да уж, умеет он отбрить взглядом. Слова благодарности колом
встали в горле, но мне всё же удалось сказать:
— Как бы там ни было, вы спасли меня, и я вас прощаю, Дэбрэ. Не
забуду этого никогда, всегда буду помнить. — У меня губы
дрожали, и я ничего не могла с этим поделать. — Спасибо.
Он отвернулся, но далеко не ушёл. Да и куда здесь, на этой
маленькой лодке.
— Давайте, я помогу вам сесть.
Я смотрела на него: тонкая белая рубашка прилипла к телу —
сильному, мускулистому. Ему удивительно шло. Таким он был будто
совсем другим человеком. Он выглядел более настоящим, чем до сих
пор. Без сюртука и лица — каменной маски он был прекрасен.
После пережитого мне нелегко было даже сидеть на скамье, а он
грёб. Благодарение щедрой Вселенной, мы направились не туда, откуда
раздавался гул, будто пчелиное гнездо ткнули палкой, а назад, к
маленькой пристани.
Там мне предстояло подняться пешком по лестнице приблизительно
на девятый этаж, но я не жалела о его выборе. Дэбрэ — единственный
человек рядом со мной, и меня это всецело устраивало. Гул сотен
человеческих голосов всё отдалялся, и мне становилось всё легче
дышать. Я смотрела на лес, на небо, на прекрасные облака, на
красивого мужчину напротив. Единственное, куда мне больше не
хотелось смотреть — это в воду.
Я могла свободно дышать и дышала всей грудью. Мир казался
удивительным и прекрасным. Я была спасена и скоро буду
свободна.
А затем моё удивительное, совершенное счастье попытались
разрушить.
— Прикройтесь же, наконец, леди Майри, — приказал Дэбрэ более
грубым тоном, чем позволял себе когда-либо прежде.
Его лицо раскраснелось. Ещё бы — он грёб быстро, размашисто,
мощно. Но, оказывается, не только эта причина заставила его
покраснеть.
Я опустила взгляд вниз — ого, а холодная вода сыграла с моим
внешним видом занятную шутку. Мокрая рубашка всё ещё липла к телу,
грубоватая плотная ткань не стала прозрачной, но подчёркивала всё с
откровенностью мокрого трикотажа. Моя неголая грудь шокировала
Дэбрэ, и я невольно улыбнулась.
— Наденьте сюртук, — сказал он ещё строже.
— Ваш мокрый сюртук? — уточнила я.
— Разве у вас есть другой? — Дэбрэ злился, а мне было ужасно
смешно, я не могла спрятать улыбку.
Его чёрный сюртук накрывал мои ноги — Дэбрэ настоял. Холодный,
промокший насквозь, тяжёлый — я, как хорошая девочка, послушно
натянула его на плечи и подарила Дэбрэ возможность любоваться видом
моих лодыжек и даже, о ужас, ха-ха, нижней части голеней. Мокрая
рубашка липла к коже, мне никак не удавалось её толком поправить, и
я бросила дурное занятие. Пусть смотрит, наслаждается или
возмущается — мне всё равно.