Дэбрэ вновь смотрел на меня тем же зачарованным взглядом — я
молчала. Не хотела его вновь спугнуть.
Только объевшись, я осознала тот здравый смысл, который леди
вкладывали в ношение корсетов. С желудком, прижатым к позвоночнику,
я бы ела, как и они во всех книгах и фильмах — то есть клевала бы
по зёрнышку, будто птичка. Больше внутрь бы просто не влезло. А в
моём удобном платье я могла бы съесть и втрое больше — наесться как
слон. Что я и сделала на радость Дэбрэ.
Он проводил меня до моей комнаты. Долго раскланивался.
Поглядывал на мои губы. Когда мы расстались, я сначала потёрла их,
а затем посмотрела в зеркало — нет, ничего не прилипло. Я и так это
знала, но мне хотелось убедиться самой.
Я нравилась Дэбрэ, что очевидно.
«И почему это тебя так радует?» — у внутреннего голоса оказалась
препротивнейшая интонация старого брюзги, забывшего, что молодость
нам дана для любви и приключений.
И я показала ему язык. Да, скорчила рожицу и посмеялась над
своим отражением в зеркале.
Мне всё здесь нравилось. А что не нравилось, в том я не видела
катастрофы. Людей можно умиротворить, с ними можно найти общий
язык, навести мосты, договориться. Самое главное — вот она я,
здоровая, на ногах, и живу в таком чудесном, прекрасном,
восхитительном месте!
Покружившись по комнате, я разбежалась и с ногами запрыгнула на
высокую пышно убранную кровать. Сто лет этого не делала — скакала
на ней, будто ребёнок. А потом упала, лежала, разглядывала потолок
с гипсовыми завитушками и всей душой улыбалась.
У меня всё будет хорошо — я это знала. Верила. Я за это
благодарила того невидимого, кто подарил мне эту прекрасную жизнь.
А ещё думала о Дэбрэ — больше, чем следовало. Как и с маленькими
пирожными — не могла и не хотела остановиться. Наслаждалась, жила,
дышала счастьем именно здесь и сейчас.
Полночи мне снились кошмары. А не стоило на ночь так наедаться.
Я вставала с постели, пила воду из-под крана, смотрела на себя,
красавицу, в зеркале. Говорила и мысленно, и вслух: «Я вырвалась из
изломанного тела, я теперь здесь!» Но когда ложилась в постель,
воспоминания ко мне возвращались. Я даже плакала, мысленно глядя на
себя ту — обломок катастрофы, искорёженный и несчастный. В той
жизни я плакать себе не позволяла, а здесь прорыдала полночи над
своей страшной судьбой. Всё никак не могла успокоиться. Всё боялась
закрыть глаза и проснуться в прежнем теле.