-
Хочешь стать ворожеем?
-
Ворожат – когда ворога зовут, - отрезал Неждан. – Хочу травы знать и наговоры.
И светлые чары.
- Как
скажешь... Костатин, - с усмешкой развел руками Иван. – Проклятье, язык
сломаешь. Костей… Кощей – так проще. Да ты и есть такой – кожа да кости.
- А
как тебя по-мирски кличут? – Неждан притворился, что не расслышал.
- Не
твоя забота!
Откинув
крышку стоящего в углу большого ларя, Иван вытащил пахнущий донником тулуп и
бросил на скамью.
-
Вечерять зовут, - заглянула в боковушу Марья и тут же исчезла.
Они
сидели за столом: в торцах Морей и его жена Любава – сонно-задумчивая, словно и
не заметившая появления нового человека в доме. Рядом с хозяином, друг против
друга, Иван и Неждан, по правую руку от Любавы старуха Рада, по левую, наискось
от Неждана – Марья. Если их взгляды встречались, у него снова шла кругом голова
и пускалось вскачь сердце.
На
девок он посматривал и раньше, на гуляньях, когда собирались молодые, плясали и
пели. Красивые лица, ладные тела волновали и томили, наводили на нескромные
мысли и жаркие сны, но еще не нашел ту, о которой мечтал бы и грезил. И вдруг
Марья словно стрелой сразила, едва увидел. Хотя была совсем еще
девочкой-отроковицей.
Впрочем,
нет, в ее косе поблескивала лазоревая лента-воля – знак того, что уже пришел
девичий возраст. Обликом Марья походила на отца – светлые волосы, широко
расставленные большие глаза, то прозрачно-голубые, то почти синие, высокий
чистый лоб под расшитым венцом. Неждан жадно схватывал каждую черту ее лица: и
еще по-детски припухлые румяные щеки, и прямой нос, и тонкие брови вразлет, и
нежные, как лепестки цветов, губы.
Марья
стыдливо опускала длинные ресницы, но все же посматривала из-под них, а он так
же смущенно упирался в свою миску, налегая на угощение. Еда на столе была простой,
но сытной и вдоволь: ячменная каша с репой, рыбники из квасного теста, овсяный
кисель с ягодами.
-
Ешь, Константин, не щемись, - подала вдруг голос Любава. – Такой тощий, что
смотреть жаль. Все кости наружу.
-
Кощей и есть, - ехидно заметил Иван
С его
недоброго языка и прижилось это прозвище, да так, что полное имя никто не
вспоминал. Не обиды ради, а чтобы легче выговаривать, тем более был Неждан хоть
и худым, но крепким и сильным. Да и сам скоро привык так, словно жил с ним от
рождения.