– Что же,
вы одни на всю Русь с этой напастью боретесь? – спросил
Максим.
– Да нет,
не одни, – ответил Фрязин, отчего-то сразу помрачнев лицом. – Есть
еще люди, вроде нас. Которые сами по себе, а какие и еще от особого
приказа остались. Того самого, в котором твой батюшка состоял, до
того, как в посольские люди податься.
– А что это
был за приказ-то? – спросил Максим.
– А ты не
знаешь? – Фрязин уставился на него с удивлением.
Максим
помотал головой.
– Мне дядя
вечно говорил, что после, после, а сам так и не сказал, – ответил
он. – Он человек такой… запуганный.
– Битой
собаке – известно, только палку покажи, – вставил отец Варлаам и
тут же поправился. – Это я не дядю твоего так величаю, не
подумай.
– Короче,
приказу этому имя – Чародейный, – проговорил Фрязин, невольно
понизив голос. – И занимались они там – сам понимаешь чем. Я-то
так… на побегушках у них был. Туда сходи, тому грамотку передай.
Настоящих-то их дел не видал. Но сейчас бы они очень пригодились,
когда поветрие сызнова пришло.
– А теперь
отчего этого приказа нет? – спросил Максим.
– Теперь… –
Фрязин покачал головой, поскреб бороду пальцами. – Теперь на Руси
много чего нет, что прежде было. Лет пятнадцать тому назад разогнал
государь этот приказ, как зачинщиков смуты, и даже поминать о нем
запретил. Теперь, говорят, те из его дьяков, кто выжил, тайно на
Руси живут по лесам и с поветрием борются.
– Так ты
один из них? – спросил Ярец.
Фрязин в
ответ покачал головой.
– Нет, –
сказал он. – Я – сам по себе.
И после
этого он как-то сразу замолчал, принявшись с мрачным видом уплетать
Варлаамову кашу. Отец Варлаам пытался снова его расшевелить и
сподвигнуть на то, чтобы он что-то интересное поведал о своем
фряжском житье, но тот уж отвечал односложно или только головой
мотал, так что скоро все, наевшись до отвала грибного варева,
улеглись спать.
***
Так ехали
они почти неделю то проезжими трактами, то узкими лесными тропами.
Последними – чаще. Города и крупные селенья объезжали стороной.
Отец Варлаам объяснил, что это чтобы там никто не позарился на
скарб с повозки. А то ведь враз обвинят в разбое и святотатстве,
повесят на воротах, а добро приберут себе.
Один раз не
свезло им, нарвались на отряд из троих конных, которым пришлось
отдать по мешку овса, да главному Фрязин еще что-то серебром
приплатил. После отец Варлаам пояснил, что те не стали проезжих
совсем уж грабить, потому что смекнули: те идут с оружием, и может
выйти худо. Место глухое, земля сырая – в таких местах лучше с
оружными путниками расходиться полюбовно.