Сперва,
конечно, был простой ратник. Со временем он уж мне настоящие дела
стал доверять – однажды я даже целый город взял. Маленький, правда,
городишко в Ломбардийской земле. Но целиком был мой – я там был
навроде воеводы. Кого хотел мог казнить, кого хотел – помиловать.
Отличное было время.
Фрязин
мечтательно вздохнул, подняв глаза к ночному небу.
– И что же,
хорошо там, во Фряжской земле? – спросил Максим.
– Хорошо, –
сказал Фрязин. – Тепло там, а в полях чего только ни растет, так
что у нас и слов для некоторого нет. А уж винных ягод они растят –
у нас, должно быть, и репы столько не родится.
– Прямо,
словно Земля Обетованная, молоком и медом текущая, – причмокнул
отец Варлаам, а затем взял с телеги кусок медовой соты и стал
сосать, пачкая сладким пальцы.
– А что же
ты тогда назад вернулся? – спросил Ярец. Ему стало диковинно. С
таким удовольствием рассказывал Фрязин о своем венецейском житье, а
вот, сидит же теперь среди леса в Тверской глуши.
– Да черт
меня дернул! – Фрязин скривился. – Не смог усидеть. А все Епифан
Соковнин, что послом ездил к венецейскому дожу, и как раз через наш
городок проезжал. Как он узнал, что я русский, сразу прибежал ко
мне и стал плакаться, что на Руси и то неладно, и это нехорошо. И
главное, тарахтит без умолку, слова глотает, глаза
горят.
Это я потом
понял, он оттого тарахтел, что больше ему выговориться не с кем
было. И то сказать: со своими о таком страшно говорить, а чужие не
поймут. И что казни царь сызнова затеял, и что Москва после Гиреева
нашествия так и не отстроилась, и что полякам Бог за грехи наши
одоление послал, так что они сперва наших из Ливонии выбили, а
затем и нашу исконную землю воевать принялись. Всякого он, короче,
мне порассказал, но сильнее всего меня за живое задело то, что
поветрие снова появилось. Целую ночь я после этого разговора не
спал, а наутро сел на коня да поскакал к синьору Альбини. Сказала
ему, дескать, отпусти меня со службы, хочу в родную землю
отправиться.
Он,
конечно, мне попенял, что бросаю всю компанию не вовремя. Тогда в
самом деле назревала война с генуэзцами, каждый воин был на счету.
Но отпустил, спасибо ему. Был уж у меня в то время и конь, и
пансырь, и пистоль, и деньги. Приехал я на Русь, в Смоленск, да там
и встретил Мину Макарова, старого моего знакомого, бывшего купца.
Он-то и устроил, где мне обосноваться, подсказал село давно
заброшенное, в стороне от дорог. А по дороге туда мы вот этого
встретили, – Фрязин указал на Варлаама, – пьяницу бездомовного. С
тех пор живем в Воскресенском тем, чем промыслим. Нашли верных
людей, которые нам сообщают, где поветрие снова открылось. Едем
туда, унимаем мертвых с Божьей помощью, а люди добрые нас
награждают, чем могут. Так и живем.