В то время,
когда Мине было недосуг за ним следить, он доверял это дело Домне
Пантелеевне, а чаще – своему сыну, десятилетнему Кузьке. Тот был
быстроногий и неуемный, сам норовил на всякое препятствие залезть,
хотя многие ему были явно не по росту, а пару раз было, что Максим
ловил его падающим с бревна, так что он едва голову себе не расшиб.
Но и свою работу надсмотрщика Кузька исполнял на совесть: подгонял
Максима, если тот останавливался передохнуть дольше положенного,
обещал батюшке нажаловаться, хотя больше в шутку – он был не из
кляузников, а с Максимом быстро поладил.
Затем,
пообедав чем бог послал, принимались за бой на бердышах. Точнее,
вместо бердыша Мина выдал Максиму длинную палку с приделанным
наверху подобием топорища, чрезвычайно тяжелым. Стоило помахать
таким несколько минут, как руки наливались чугунной тяжестью и
болели потом там, что, казалось, не заснешь. Впрочем, Максим,
утомленный таким учением, все равно, спал, как убитый.
Не сразу до
Максима дошло, что топорище то – свинцовое, а не железное, а когда
он об этом спросил об этом Мину, тот подтвердил: так и есть. Мине
когда-то, много лет назад, иноземный алебардщик рассказывал, что
они так тренируются: дескать, потом настоящая алебарда – что твоя
пушинка.
Мина,
кстати, махал таким же свинцовым бердышом, но у него он летал,
словно заговоренный. Даже Фрязин, кажется, эдак не умел.
– Где ты
так драться выучился? – спросил его как-то Максим, с трудом
поднимаясь с земли и отряхивая пыль с порток. – Ты в стрельцах
раньше был? Или, может, в опричнине?
Мина в
ответ хохотнул свои раскатистым басом.
– Нет,
княжич, ни то, ни другое. Я купцом был в прежней жизни. В Колу
ездил за мехами, в Пермь, и даже за Пермь, к диким охотникам. А в
этом деле нельзя без того, чтоб драться уметь. Места дикие, ни
судей там нет, ни приставов. Если с кем чего не поделил – то нож
тебе судья, а пристав – медведь. Так что ты не гляди, что купец –
человек мирный. Матерого купца против стрельца выпусти – точно
одолеет он стрельца. А вот сто стрельцов, должно быть, сотню купцов
одолеют, потому что они строевому делу обучены и командам, а купцы
– сами по себе. Впрочем, сто купцов со стрельцами и драться не
будут, просто купят их с потрохами, вот и вся недолга.
– И что же,
большие ты деньги имел?