«Свет в конце тоннеля! –
обрадовалась она. – Ура! Скорей бы домой: как же есть-то хочется!»
Выскочив на свет божий, она,
жмурясь, ступила на мягкую пружинистую почву и с изумлением огляделась.
Вокруг темнели вековые
сосны, шумели листьями берёзы и осины. Солнечные лучи застревали где-то
наверху, в массивных толстых ветвях. В чаще качался неуютный полумрак, дрожащий
от лёгкого ветра, как тенёта. Влажно пахло свежей травой и опятами. Где-то
вдалеке выстрелил барабанной дробью дятел, замолк, и снова застучал. Под ногами
кто-то прошуршал и пропал.
«Мышь», – отрешённо
определила Ида.
Высоко над головой громко
затрещала сорока, что и вывело из ступора, и она резко обернулась. Со всех
сторон смыкался густой смешанный лес. Прямо с того места, где стояла Ираида,
куда-то меж двух косматых елей уходила полузаросшая пыреем и подорожником
тропка, но на этом же месте она и обрывалась.
«Дьявол! Где подвал? Что это
за место?– тяжело дыша, думала Ида.
– Где я? Я же шла по подвалу! Как может обычный подвал подъезда ответвляться к
лесу? Тем более летнему?»
Ида схватилась за ствол
ближайшей берёзы, надеясь, что он тут же растает, как дурной сон. Но ничуть не
бывало: она только оцарапала ладонь шершавой корой.
Ида отрешённо села на мягкую
кочку. Ей приходилось слышать о том, как изредка люди проваливались в никуда,
теряясь в реальном мире, а потом откуда ни возьмись лет через восемьдесят
появлялись на том же самом месте.
«Но ведь это газетные утки,
разве нет? Неужели такое бывает? Но, даже если и бывает, то всё это крайне не
вовремя! Я хочу горячую ванну и плотный ужин!» – тосковала она.
«Позвонить кому-нибудь что ли?»
Ида сняла с плеча отяжелевшую
сумку и тут же выронила её от удивления. Вместо чёрного дамского ридикюля на
траву упал холстяной мешок с завязками. Да, верно: точно такой же она шила на
уроке труда в пятом классе, только тот был раза в три меньше и предназначался
для семян ноготков. Ида выругалась и оглядела себя со всех сторон. Сомнений не
было: она изменилась тоже. Плащ из дерматинового стал шерстяным и длинным,
почти до лодыжек, к тому же потерял все пуговицы и петли, укрывая теперь только
спину и плечи. Сапожки, начисто лишившись каблуков, из чёрных превратились в
коричневые, с толстой подошвой и кожаными шнурками на икрах. Ида распахнула
плащ и застонала от разочарования: блузка и юбка деградировали в длинный блекло-синий
сарафан поверх льняной сорочки. Всё нижнее бельё пропало без следа, а само
платье зачем-то стягивал тонкий поясок, расшитый каким-то сложным и витиеватым
узором.