Было еще кое-что. Уже пару
дней память настойчиво совала ему на первый план одну из бабкиных
икон. Пустую, с деревьями. Савелий не вспоминал про них уже лет
пять, а тут образ почерневшей доски с еле различимым изображением
торчал в голове будто привязавшаяся попсовая мелодия. И от него
невозможно было избавиться.
Савелий бродил по окраинам,
садам, паркам и свалкам. Рылся в мусорных бачках в поисках
пропитания (нашел обгрызенное яблоко). Выкинул интернатскую одежду,
найдя выброшенный кем-то пиджак. И только к вечеру вдруг понял, что
ноги сами вывели его к старой родительской квартире.
В районе мало что изменилось.
Тот же квадратный двор с детской площадкой и бабками у подъездов.
Та же школа. Тот же девятиэтажный дом, чуть более замызганный.
Разве что на перекрестке теперь торчала пара киосков с импортной
цветастой жратвой и сигаретами. У киосков толпилась шпана в
тренировочных костюмах, и Савелий обошел это место стороной. Присел
на дальнюю лавочку, наблюдая за подъездом. Машин не было,
подозрительных людей тоже. Бегала детсадовская мелочь, мамаши
качали коляски. Даже бабок рядом не наблюдалось. Их Савелий
опасался больше всего. Заметят, растрезвонят. Оглянуться не
успеешь, как ментовозки понаедут. Когда совсем стемнело, он пересек
двор, стараясь идти так, словно ходил здесь всю жизнь без
перерывов. Зачем это все, и что будет делать, поднявшись на шестой
этаж, он старался не думать. Наверняка там кто-то живет.
Какие-нибудь родственники. И этим родственникам еще утром сообщили.
А тут он. «Я вас не побеспокою, мне только на иконку посмотреть».
«Аааааааа! Милиция!»
На площадке шестого этажа было
почти темно. Вечерний свет еле пробивался из маленького заляпанного
грязью оконца на пролете. Дверь в их старую квартиру была той же
самой, коричневой, деревянной, без всяких модных обивок вроде
дерматина. И она была опечатана. Полоски бумаги с выцветшими
милицейскими штампамиоставались там, где были пять лет назад.
Савелий подошел ближе, не зная, что делать. Ключей не было,
искусству по вскрытию замков он не успел научиться. Зато быстро
увидел, что бумажные полосы осторожно взрезаны, а щель у косяка
зияет чуть больше, чем требуется. Он толкнул дверь, и она
открылась.
Внутри было темно и ощутимо
пахло плесенью. Савелий нашарил выключатель, огляделся, щурясь от
вспыхнувшего света голой лампочки.