Я упорно отгонял от себя одну навязчивую мысль которая давно
объясняла все это. Но была физически невозможна. Или возможна?
Нет, сначала поем. Мысль слишком абсурдна, чтоб ее думать на
голодный желудок.
– Лайма, на! – отрезал и кинул собаке кусок колбасы, который та
моментально поймала и сразу проглотила. Мясо собаки не жуют,
глотают - первобытный инстинкт выживания в стае - кто успел, тот и
съел, немного окультуренный веками одомашнивания и современной
дрессурой. Ждет когда дадут, делая вид, что это не очень интересно.
Ага, слюни-то текут!
– Ладно, сегодня можно, – я потрепал ее по холке, а она положила
голову мне на колени.
Сделал бутерброды с колбасой, откусил - блин, вкусно! Хорошая
колбаса, жаль названия нет. Или есть? Любительская же. Пока закипал
чайник я ее почти всю и схомячил. Поискал на полке заварку, вот
черная потертая жестяная баночка с индийским слоном, куда мы обычно
пересыпали чай из пачки. Понюхал - вот аромат!
Мысль, что я в своем советском прошлом уже не казалась
абсурдной. Наоборот, она очень органично описывала окружающую
реальность, приводя все новые факты того, что я именно здесь и
сейчас. В августе 1980-го. В своей старой квартире. Вернее нашей с
мамой квартире.
С мамой…
Я вскочил и бросился в зал.
Чуть не наткнулся на диван. Над ним большой, почти во всю стену,
коричнево бежевый ковер и раскидистые лосиные рога. Книжный шкаф и
сервант с хрусталем и фарфором, платьевой шкаф. На них стоят клетки
с канарейками и волнистыми попугайчиками. Да, запах… как в
курятнике, уже забыл его. Справа высокое черное пианино. Рядом на
стене мой портрет в школьной форме и со скрипкой в руках. В углу
сложенный сейчас стол с музыкальным проигрывателем и колонками.
Стопка пластинок. На стене часы с кукушкой и гирями-шишками на
цепях. Без пятнадцати два. Я сверил по браслету - отстают. У окна
большой как тумбочка телевизор, а на табуретке рядом, высокая
клетка с круглым куполом и в ней два больших зеленых попугая с
длинными тонкими хвостами.
– Пашка, Петруша! – я опустился перед ними на корточки и
постучал пальцами по прутьям.
– Петруш-ша… Петруш-ша хорош-ш-ший… – выдал попугай с красно
черным ожерельем на шее и забегал по жердочке. Из за этого ожерелья
их называют Ожереловыми. Причем оно есть только у самцов. У самок
лишь чуть заметная светло-зеленая полоска.