А потом он в считанные недели сгорел
от рака.
Он знал, что на мать нельзя
положиться, и просил меня позаботиться об изнеженной, еще слишком
маленькой сестре. Впрочем, я и сама прекрасно понимала, что семью
придется тащить мне.
Отцовых сбережений хватило как раз до
моего окончания школы, ведь с каждым днем мать отдавалась своей
единственной оставшейся любви со всё большим пылом. Нас она
перестала замечать – больше не было отца, ради которого она
изображала материнскую любовь.
Я заставила себя забыть обо всех
увлечениях и желаниях. У меня остался долг и обещание отцу, и я
безжалостно переламывала себя, чтобы его выполнить. Я смогла
поступить в университет и найти работу. Я смогла зарабатывать
достаточно, чтобы обеспечить Марье нормальное детство, которое у
меня закончилось слишком рано.
А теперь я медленно, шаг за шагом,
вспоминала всё то, что мне пришлось забыть.
Лес оборвался внезапно. Тропа
уперлась в высокие и густые кусты орешника вперемешку с
чертополохом, сквозь которые мне пришлось продираться, зажмурив
глаза. Выбралась я вся исколотая и исцарапанная, да еще и грязная.
В волосах запутались мелкие веточки и скрученные сухие листья, и я
очень надеялась, что не собрала головой всю окрестную паутину.
Небольшая поляна, блеклая и
безжизненная, словно выжженная, в самом центре леса казалась
маленькой лысиной, спрятанной в пышной шевелюре. Тропка белой
ниточкой тянулась по потрескавшейся серой земле к избушке,
возвышающейся на крепких сваях. Сама изба почернела от времени, и
ее крыша заметно покосилась на один бок. Маленькие окошки были
мутные, грязные; я прищурилась, но так и не смогла разглядеть, есть
ли кто внутри. Двери не было видно, хотя тропа добегала до первого
ряда свай и обрывалась.
– Это и есть люди, которые помогут? –
фыркнула под нос себе и в шутку звонко произнесла: –
Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!
Вот только лес был со всех
сторон.
Я растеряно моргнула. Опустила посох
на землю и протёрла глаза. Крепкая, массивная дверь возникла между
окон, на совершенно пустой до этого стене. Кривоватая лестница
тянулась как раз к обрывающейся тропке.
Словно морок спал.
Поборов дрожь, я подхватила посох и
неуверенно поднялась по ступеням. Дверь скрипнула, но отворилась
легко, пропуская меня в темные, просторные сени, где вкусно и пряно
пахло скошенными травами. Я на ощупь пробиралась вперед, стараясь
не удариться головой о низкий потолок. Я его не видела даже, но
почему-то была уверена, что балки нависают прямо надо мной, едва не
касаясь макушки.