Во внутреннюю дверь я боязливо
постучала.
Я всё еще не была уверена, что здесь
есть кто-то живой, но подсознание охотно подсовывало образ старой,
сморщенной старухи, с носом крючком, волосатыми бородавками, но
добрыми, понимающими глазами.
На третий удар кулака дверь бесшумно
отворилась, и реальность оказалась гораздо страшнее горьких плодов
воображения. На открытом очаге стоял котёл, в котором что-то
зловеще булькало и светилось гнилушным зелёным светом. На потолке,
прямо над котлом, темнело огромное закопченное пятно. Вдоль стен
стояли широкие лавки, грубые и массивные, в углу, под кучей
грязного тряпья угадывалась лежанка. С балок свисали связки сухих
трав и кореньев. На длинные нити нанизаны грибы вперемешку с яркими
яблоками и гроздьями красных ягод. Все углы густо заплела толстым
слоем паутина, старая и пыльная, похожая на кружева прабабушки,
вытащенные после долгого забвения из сундука с заржавевшим
замком.
С одной паутины на толстой нити
спустился паук с огромным, толстым брюшком и тонкими, хрупкими
лапками, и деловито пополз по своим делам. Я едва сдержала вопль
отвращения.
Хозяйка этой жуткой избы сидела в
центре комнаты, боком ко мне, но я до последнего ее не замечала,
словно сознание отказывалось признавать ее существование. Баба Яга
оказалась еще страшнее, чем ее рисовали сказки. Сухая, сморщенная,
она походила на скелет, обтянутый серой пигментированной кожей.
Редкие волосы седыми клоками торчали во все стороны, костлявые
пальцы, неожиданно длинные и ловкие, постоянно что-то вертели и
вязали. Присмотревшись, я поняла, что она постоянно плетет и
переплетает соломенную фигурку человека. Вот это девушка с длинной
косой, вот – животное, похожее и на волка, и на собаку, еще пара
быстрых движений – и в руках у нее крепкий соломенный мужичок,
снова движение – птица с огромным размахом крыльев...
Меня так загипнотизировали ее
размеренные быстрые движения, что я вздрогнула всем телом, когда
она швырнула игрушку в огонь и сноп искр взметнулся до потолка.
Она медленно развернулась ко мне всем
корпусом, словно приглашая рассмотреть ее повнимательнее. И
следующее, что я заметила в зеленоватых отблесках варева, едва не
заставило меня с воплями бежать обратно в лес.
У нее не было глаз. Глубоко запавшие
глазницы уже давно заросли тонкой кожицей, чуть светлее, чем
остальное лицо. А в оттянутых мочках покачивались тяжелые круглые
серьги с белыми камнями в центре... нет, с глазными яблоками,
неустанно вращающимися, обшаривающими избу жадными пустыми
зрачками.