— Алёнушка, ну, ты чего? - притягивает ее Любовь Геннадьевна к своей пышной груди. — Не плачь, моя хорошая. Все образумится. Борька он не злобливый. Упрямый, конечно, гордый, но не злобливый.
— Вот именно, что упрямый и гордый, - шепчет Алёнка, глотая слезы, ничуть не успокоенная словами Любовь Геннадьевны.
— Так, ну-ка прекращай мне тут сырость разводить! - обрывает она ее строгим голосом. —Слезами горю не поможешь. Лучше расскажи все, как есть, и мы что-нибудь придумаем.
Правда, когда Алёнка, запинаясь на каждом слове и всхлипывая, посвящает ее в «гениальный» план Гладышева, Любовь Геннадьевна в этом уже не уверена.
— Мда… Дела-а, - резюмирует она с тяжелым вздохом и, подойдя к окну, закуривает, поражаясь, какие страсти кипят, оказывается, у их молодняка. — Ну, крестничек! Ну, удружил. А я-то думала, это Машка тебя подбила, а оно вон что…
Она качает головой, всем своим видом, будто говоря: «Ой, что будет…», и у Алёнки внутри сводит судорогой от страха и неизвестности.
— И что теперь делать? - спрашивает она едва слышным шепотом, утирая все еще бегущие по щекам слезы.
— Ну, теперь уж только продолжать, - парирует Любовь Геннадьевна буднично и, затушив сигарету, снова отправляет Алёнку в нокаут. — Но вот когда вернется, я бы на твоем месте, не стала признаваться, что это ты писала вместо Машки.
Что ж, догадаться не сложно, к чему Любовь Геннадьевна клонит. Однако несмотря на то, что Алёнка ужасно боится Борькиной реакции, идея начать их непосредственное знакомство с очередного вранья, вызывает у нее абсолютнейшее отторжение.
— Нет, это будет как-то неправильно, - открещивается она, твердо решив, что тайн и интриг с нее достаточно. Не того она поля ягода.
— Ну, знаешь, правильно-неправильно, а надо быть хитрее, - назидательно замечает Любовь Геннадьевна. — Хочешь, чтобы он на тебя всех собак спустил и обходил десятой дорогой? Думаю, нет. Тогда молчи себе в тряпочку и бери его разобиженного на весь свет, утешай. Пусть он тебе в жилеточку плачет, привыкает к тебе, а когда привыкнет, тогда уже и откровенничай.
Алёнка, не выдержав, прыскает и начинает смеяться.
— А чего ты смеешься? Думаешь, я тебе плохого посоветую?
— Не думаю, теть Люб, но мы вообще-то о твоем сыне говорим.
— Ой, ну, пристыдила прямо, - фыркает Любовь Геннадьевна. — Сын-то от меня никуда не денется, а вот хорошие невестки на дорогах не валяются. Так что мотай на ус и давай, ешь чебуреки, я для кого тут все утро у плиты торчала?!