А потому в ответ я лишь
неопределённо пожал плечами и изобразил улыбку.
- Понятно.- сделал вывод
Олейник. - Постоишь пока на обтирке, а там посмотрим. Пойдём,
получишь спецовку, переоденешься. Выделим тебе персональный
шкафчик, будешь каждый раз там свои вещи оставлять…
Я кивнул и послушно поплёлся за
ним в подсобку.
На первый раз работу мне
доверили самую, что ни на есть, неквалифицированную. Обтирка - она
и есть обтирка: пучок тряпья, ведёрко с керосином и детали, с
которых перед отправкой на участок покраски нужно удалить машинное
масло. Ничего сложного - знай себе, окунай ветошку в керосин,
выжимай излишек жидкости и протирай очередную железяку. Главное не
упустить ни одного углубления, ни одного паза или выемки, иначе в
этом месте краска не ляжет на металл, делая его уязвимым для
коррозии. Нудно, конечно, не без этого - к тому же, через полчаса
мне стало казаться, что весь мир вокруг меня пропитался запахом
керосина, а новенькая синяя спецовка покрылась масляными пятнами
так густо, что стала напоминать леопардовую шкуру. Респиратора или
иных средств защиты полагалось, да я на них и не рассчитывал,
понятия об охране труда, даже детского, находятся тут в зачаточном
состоянии. Зато положенную норму я выполнил, чем изрядно удивил
Олейника, явившегося ближе к обеду проведать новичка.
- А ты молоток, Давыдов! –
прогудел он. – Крепко работаешь, по-нашему! Надо бы тебя в вечернем
рапорте отметить, заслужил…
После этих слов полагалось
вскинуть руку в пионерском салюте и отчеканить что-нибудь вроде
«Рад стараться!» или не столь старорежимное «Служу трудовому
народу!» Что я и проделал к вящему удовлетворению собеседника,
ограничившись, правда, нейтральным «Есть, тащ комотряда!» Кроме
шуток: для новичка попасть по такому поводу в вечерний рапорт (его
перед ужином полагается сдавать дежурному командиру) - нешуточное
достижение. Есть чем гордиться, была бы охота.
Тохиного горна, чей звук
доносился да самого дальнего уголка главного корпуса, в помещении
«завода» слышно не было – сигнал к обеду, как и к окончанию
рабочего дня, подавался обыкновенным звонком, закреплённым над
входом в цех. Коммунары, кто поодиночке, кто группками, потянулись
наружу. Пошёл и я, предварительно оставив в «своём» шкафчике
спецовку – Олейник уже успел сообщить, что в столовую в рабочей
замасленной одежде не пустят, уговаривай – не уговаривай. Заодно
сполоснул руки в жестяном рукомойнике, однако, полностью избавиться
от въедливого керосинового амбре и машинного масла не удалось,
сколько ни тёр я ладони куском вонючего мыла и жёсткой
щёткой.