– Отпустите
меня… пожалуйста…
Моя просьба
нарушает звенящую тишину салона, глупо, конечно, о чем-то просить раз за разом,
тем более того, кто похитил тебя с собственной свадьбы, устроив такое шоу, но я
не могу иначе.
Бросает на
меня взгляд через зеркало заднего вида и цедит зло:
– Ни слова.
Не зли. Не провоцируй, Айдарова, если шкурка дорога.
И меня
окатывает такой волной презрения напополам с ненавистью и лютой злобой, что я
отвожу взгляд и сворачиваюсь клубочком на сиденье.
За что меня
так ненавидят?
В чем именно
я провинилась?
Прикрываю
веки, глаза нестерпимо жжет, в них явно попала грязь с песком, пытаюсь не
тереть лицо, чтобы не воспалять.
Промаргиваюсь
и концентрируюсь на разглядывании мужчины. Не знаю почему. Может, интуитивно
хочу понять этого человека, просчитать, насколько он опасен и чего от него
ждать. Хотя после подобного файер-шоу…
Я могла бы
попытаться напасть на незнакомца, пинаться, биться и кричать, но этим я ничего
не добьюсь. Мой похититель силен и ему хватит одного удара, чтобы утихомирить
меня.
Опять
нащупываю ручку двери и тяну за железяку, которая с легкостью поддается, но
дверь не открывается.
– Надумаешь
прыгнуть на такой скорости, тебе конец. Размажет. Готова к такому исходу?
Опять этот
голос, глубокий, бархатистый, от него по коже бегут мурашки и сердце
спотыкается.
Отчаяние
подступает к горлу. Пальцы впиваются в кожу запястий и начинают царапать нежную
плоть. Привычка родом из детства. Так я отвлекала себя, когда в груди
нестерпимо жгло, когда казалось, что загнана в угол.
Когда мама
умерла, с ней частичка меня сгинула. Я была маленькой напуганной девочкой,
которая вмиг потеряла мать и любовь собственного отца.
– Не могу
тебя видеть, Яся. Смотреть на тебя не могу, потому что ее вижу!
Рев отца и
его друг закрывает дверь в кабинет перед моим носом, отрезая меня от
единственного близкого человека.
Тогда
сгусток обиды зацвел в груди, разрывал меня на части, давая понять, что я
оказалась для отца чем-то болезненным настолько, что он не хотел видеть
собственную дочь.
Я тоже
отдалилась. После тех обидных слов со мной занимались психологи, лучшие. Отец
не скупился, скорее, откупался от меня деньгами, чтобы проблем не доставляла и
не мельтешила перед глазами.
Он не мог на
меня смотреть.
Это
откровение я услышала еще раз, застыв за дверью его спальни.