Но государь только махнул рукой.
— Хотелось бы верить, Афанасий Ильич, — сказал он. — Но
что-то мне подсказывает, что это невозможно.
На лице цесаревича снова мелькнула гадкая улыбочка. Нет, с
этим Романовым точно нельзя вести никаких дел, подумал
Кувалда.
— Позвольте тогда откланяться, Ваше Величество? — вздохнул
Сычёв-старший. — Мы бы хотели вернуться в усадьбу
засветло.
— Да, конечно. Рад был повидаться, Афанасий Ильич, —
кивнул царь, тут же погружаясь в какие-то собственные
мысли.
— Я с вами? — спросил Кувалда. — Мне тогда нужно где-то
переодеться.
Афанасий Ильич остановился и непонимающе уставился на
сына.
— Директор хотел меня исключить, и, скорее всего, уже
исключил, — объяснил Краснослав.
Император поднял на него удивлённый взгляд, цесаревич
ухмыльнулся, но тут же притворился, что закашлялся, прикрывая рот
рукой.
— Готлиб Карлович? Исключил? Вас восстановят в Гимназии,
Сычёв, я распоряжусь, — произнёс император. — Ваши заслуги перед
Отечеством с лихвой перекрывают любую причину, какую бы директор не
выдумал.
Кувалда с отцом покинули кабинет императора, и к ним тут же
подскочил Дормидонт Ильич, нетерпеливо подпрыгивающий и
возбуждённый.
— Ну, что? — выпалил он.
Афанасий Ильич печально покачал головой, и дядюшка ожёг Кувалду
злым взглядом.
— Ты, щенок! Ты снова всё испортил! — зашипел дядя, даже
не обращая внимания на то, что они находятся в коридоре Зимнего
дворца, а не у себя в усадьбе.
— Тихо, Дормидонт, — пробасил отец.
Они спустились вниз, пошли по коридорам дворца, где повсюду
стояли кровати с ранеными, а слуги и медики сновали туда-сюда на
огромной скорости. Афанасий Ильич шагал слева, Кувалда шёл справа,
а Дормидонт Ильич семенил за ними, словно дворовый пудель, пытаясь
подбежать то с одной стороны, то с другой.
— Всё насмарку! Столько работы! Всё псу под хвост! — шипел
дядюшка. — Трудно тебе было извиниться, руку пожать? Что, честь
блюдёшь?! Непохоже! Слыхал я, что в Петрограде судачат!
Краснослав резко остановился и развернулся к нему, ткнул пальцем
дядюшке в грудь.
— Тихо, сказано же, — процедил он. — Не ори, не дома. И
дома не ори.
Дормидонт Ильич тут же окрысился, хотел высказать ещё что-то, но
здоровенный сбитый кулак майора, сунутый ему под нос, быстро
охладил его пыл.
Сычёвы прошли по коридору, вышли на крыльцо. На площади,
запруженной народом, солдаты кое-как сдерживали наседающую толпу.
Верноподданные горожане требовали им показать царя, чтобы они могли
убедиться, что император в порядке. Кувалда мгновенно понял, что
это требуют провокаторы бомбистов, чтобы они могли довершить
начатое метким выстрелом и скрыться в толпе.