— Я мужик, я и решаю, куда и как деньги тратить! Не родилась ещё
баба, которая мне указывать будет!
Что она, золовка – змеиная головка, что свекровушка покойная
только и смотрели, что бы из Ирининого дома прибрать. Её же ещё и
упрекала свекровь:
— Сгубила жизнь мужику, неродица! Вона какой парень-то у меня,
кровь с молоком! А ты, иэ-эх… — и рукой махала презрительно…
Ну, не рассказывать же деревенской тётке, с семью классами
образования, кто виноват, что детей нет. Всё равно не поверит,
только пуще лаяться будет.
А уж совсем обидно было, когда на похороны мужа пришла его
мадама, крашеная в ярко-рыжий, с подведёнными глазами. Моложе лет
на пятнадцать, чем Ирина Викторовна. И ведь стыда не побоялась –
рыдала у гроба. Ну, конечно, и её понять можно – за пять-то лет,
что они любились промеж собой, она с него все накопления вытянула!
На похоронах в шубе норковой в пол была! О таких деньгах можно и
поплакать. То-то он жену в санаторий брать не захотел – с ней
ездил! И ведь все вокруг знали, весь цех, с кем работала раньше, с
кем дружила, а никто не сказал! Зато потом доброхотов сколько
нашлось – уколоть! Вот после тех похорон и не осталось у Ирины
Викторовны друзей.
Так что, если бы не северная пенсия, неизвестно, как бы и жила
дальше. Да и так пришлось лишние шесть лет отработать –
восстановить накопления хоть немного. До смерти-то все деньги на
счету Андрея хранились. А потом только и выяснилось, что нашёл он,
на кого потратить. А свекровь сына пережила и квартиру Иришкину на
десятый день после похорон пришла делить.
— Сынок мой наживал, Андрюшенька… Не для тебя, пустоцвета, чай!
Тебе, неродице, и остатков много! А мне унучикам хоть чего оставить
будет!
Пришлось кредит брать и выкупать у неё четвёртую часть своей же
квартиры. Хоть и не больно дорогие у них хоромы, а не так и легко
выплатился кредит. А потом ещё и свекровь умерла. А у золовки трое
детей, откуда у неё деньги на похороны? Вот тоже расходов много
было. Ну, сейчас грех жаловаться – не нуждается она. И пенсии
хватает. И на чёрный день есть немного. Но как вспомнится всё это –
тоскливо становится. Как-то больно безрадостно жизнь-то прошла.
Днём, после капельницы, Ирина Викторовна вязала крючком разные
салфетки. Пристрастилась на пенсии. Дома сериал какой ни есть
включит и сидит, считая про себя: