А сейчас они сидели за столом и слушали рассказ главы семьи,
Николая Алексеевича, о том, как ему удалось выбраться из
деникинской контрразведки:
– ...Видно, шпик подслушал наш разговор за столиком, особенно
его насторожили слова о спрятанном мною мандате. Он, наверное,
выслужиться хотел перед начальством – вот, мол, комиссарского
шпиона поймал! Меня какой-то офицер допросил, обыскал. Ничего не
нашёл конечно, я свой мандат надёжно дома припрятал, со мной только
бумага от местной власти была, вроде удостоверения личности. Да и
назвал я ему части, где у Деникина служил, ну ещё до того, как от
белых ушёл, несколько общих знакомых нашлось. Он рукой махнул,
отправил обратно в камеру – потом, мол, разберёмся! А этого потом и
не было. Котовцы подошли к городу, началось повальное бегство,
стало не до меня.
Кого-то и расстрелять успели, но до меня и до многих просто руки
не дошли, пора было свои шкуры спасать. Вскоре город заняла Красная
Армия, начали разбираться, кто там у белых в тюрьмах? Ну, Татьяна,
умничка, сразу с мандатом моим к начальству пробилась, меня и
освободили вскоре.
Историю эту жена и дочь давно знали наизусть, сейчас Николай
Алексеевич рассказывал её специально для зятя Андрея, к которому
питал большое расположение. Ему очень импонировала его военная
профессия и бравая офицерская выправка. Несмотря на то, что в
Красной Армии офицеров фактически не существовало, а были
командиры, он про себя всегда называл его офицером и представлял в
форме царской армии, с погонами поручика.
Вообще, надо сказать, что Николай Горчаков, хоть и принял
Советскую власть, но так в душе и остался «белым». Он
признавал, что власть эта действительно навела порядок, вернула
Россию к мирной жизни. Особенно ему были по душе великие стройки,
возвращение стране былой мощи и величия. Но он на дух не переносил
крикливый энтузиазм газет и митингов, многочисленные собрания по
любому поводу, новые названия городов и улиц. В разговорах с женой
упорно называл их улицу не Воро́вского, а Малой Арнаутской, да и
Свердловск, куда уехала после замужества любимая дочь –
Екатеринбургом.
Андрей также симпатизировал тестю, признавая за ним родственную
офицерскую душу, но общались они редко – знакомство молодых и
период ухаживания прошли в Харькове, куда из Чугуевского лётного
училища ездил в увольнения к родителям курсант Караваев, а
студентка Горчакова проходила дипломную практику. Потом они уехали
по месту службы молодого мужа, проведя в Одессе всего несколько
дней.