Не нравилась мне эта ситуация. Еще и
дежурство вечернее, рейд по воришкам. Никак гастролеры пожаловали?
Город у нас и при моей взрослой жизни был тихим, воровали редко. А
в советское время и вовсе в курортное болото превращался.
Ох, как я ошибался!
— Пока молчим и наблюдаем. Увидишь
снова, скажешь мне. — Кузьмич докурил, потушил бычок о подошву,
завернул в бумажку от пирожков. — На гастролеров и вправду похожи,
Леша. Местные так не борзеют, — мичман смотрел на меня в упор,
проверяя реакцию на свои слова.
Юный комсомолец Алексей Лесаков
очень удивился. Был он парнишка достаточно пробивной, умел
подзаработать на свои мужские удовольствия, на одну стипендию не
жил. Но с криминалом никогда не связывался и где-то был даже слегка
наивным раздолбаем.
Обратную сторону советской жизни
парень практически не знал. Так что и реакцию я постарался выдать
подходящую возрасту и характеру того Лехи, которого Кузьмич знал
несколько месяцев. Первокурсников не брали на спасательные работы,
так что познакомились ребята с мичманом только по весне, когда он
пришел в секцию набирать сотрудников.
До этого и Леха, и Жека были с ним
знакомы постольку-поскольку. «Здрасьте», «До свидания» при
встречах, и все.
Я постарался сильно не пялиться на
Кузьмича, хотя изумление не отпускало. Надо же так откровенно с
молодым пацаном. Хотя какие откровенности? Ну, признал наличие
воровства на пляже. Так это не великая тайна. Мама никогда не брала
с собой много денег на море. Да и золото не надевала. К чему?
Но вот взгляд Кузьмича, испытующий,
прощупывающий, изучающий, когда он говорил о наглости залетных и о
воровской «порядочности» местных, заставлял задуматься. Тут либо
Кузьмич сам связан с пляжниками, либо имеет процент и закрывает
глаза, улаживает конфликты. А может, и менты в доле.
Заяву у потерпевшего по-любому не
возьмут: зачем ментам такой висяк? Но вот искать борзых будут, не
афишируя, через местных деятелей. Вопрос в другом: зачем Кузьмич
меня в это втягивает? Проверяет? Приглядывается? Ладно, поживем —
увидим. А сейчас пора бы уже и реакцию какую-то выдать, а то
молчание напрягает. Но в голову, как назло, ничего не
приходило.
Положение спас Женька. Напарник с
шумом и затихающим смехом взлетел на вышку, протянул Кузьмичу две
бутылки, зажатые в одной руке, и два стаканчика крем-брюле.
Напряжение спало. Сидор Кузьмич оставил мороженое и один «Байкал»
нам и ушел в опорник.