— Так, тихо все! — рявкнул я. — Вы,
гражданка, успокойтесь. Грабли я ваши не трону. С жильцами вашими
сейчас разберемся.
— А ты кто такой будешь? — услышав
мои слова, тетка снова высунулась в окно.
Преображения впечатляли. С головы
исчез застиранный платок, из-под которого перед этим виднелись
железные бигуди, на губах появилась помада.
— Я дружинник.
— Дружинник, ишь ты! Видали мы таких
дружинников! Пришел зачем? — женщина оперлась массивной грудью о
подоконник, продолжая с подозрением рассматривать всю нашу
компанию.
— Поговорить пришел. Вдруг ребятам
помощь какая нужна. Мы виделись недавно, вот нашему отряду
показалось, что у ребят что-то случилось. Меня отправили все
выяснить, — я широко улыбался и честно сочинял на ходу, совершенно
не представляя, возможно ли такое в принципе в советское время.
В мое пионерское время шефство над
младшими ребятами и начальными классами еще существовало. За нашим
«А»-классом закрепили второклашек. Отличники и хорошисты, как самые
ответственные и серьезные, ходили к ним по средам, вели
политинформацию. Читали советские новости из газетных вырезок,
которые самостоятельно подбирали в течение недели. В нашей школе
утро каждой среды начиналось именно с обзора мировых и союзных
событий.
Водили малышню вместе с их классной
руководительницей в кино, в парки, на экскурсии. Хорошее было
время, младшие знали, что старшие им всегда помогут. Конечно, в
семье, как говорится, не без урода, но в нашей школе ученический
коллектив был дружным.
Может, оттого что мы все сначала
ходили в одни и те же садики (в военном городке у нас их было два)
и жили в соседних дворах. Панельные пятиэтажки для семей
военнослужащих высились недалеко от городского парка, на другом
конце которого располагалась наша четвертая школа.
— Поговорить… Ну, говори, коль
пришел, — устраиваясь поудобней на подоконнике, возвестила
дама.
— Может, пройдем в дом? — Оксана
выступила вперед и умоляюще на меня посмотрела. — Федор, ты же не
против? — чуть сдвинув брови, продавливая голосом, уточнила девушка
у парня.
— Пойдемте, — кивнул Федор. —
Антонина Владленовна, я вам хлеб принес, как просили, батон и
полбулки черного. Куда положить?
Федор шагнул к окну, протягивая
пакет.
— Сюда давай, оглоед! Растревожуть
больного человека, а извинений-то не дождешси! Ремень по вам
плачет! А мать у вас дура, раз ремнем не воспитывает! — тетка
выхватила покупки и исчезла из окна.