- Власов, с
вещами на выход!
Быстро они…
Даже полдень еще не наступил. Вещи… Какие у него вещи? Все его богатство – это
потрепанные кеды, штаны, футболка да ветровка, в которых его привезли сюда
восемь лет назад. В полнейшей тишине под злые и завистливые взгляды
сокамерников человек, сменивший тюремную робу на потрепанную одежду уже законопослушного
гражданина, покидал камеру.
На свободу с
чистой совестью… Так вроде должно быть? Вот только радости от «чистой» совести
Максим Власов совсем не испытывал, отмеряя последние шаги в холодных стенах,
пропитанных злобой и болью. Лязгают решетки, запираются замки за его спиной, – впереди
одни формальности, и, здравствуй, жизнь вольная, прекрасная! И радоваться бы
надо, да только нечем ему уже радоваться – мертво все внутри. Черно.
Свобода встретила
«нового человека» теплым майским ливнем. Безрадостно, несмотря на
многообещающее торопливое лязганье железных засовов за спиной, и так созвучно
тому пеплу, что давно остыл внутри недавнего зэка.
- Ну
здравствуй, свобода, - негромко прохрипел молодой мужчина, подставляя
посеревшее лицо теплым каплям.
Ждал ли он
этого? Конечно, ждал. Но вот дождался, а легче почему-то не стало.
Стойкое
ощущение выброшенного на улицу щенка – не нужен он никому ни в прежней жизни,
ни в новой. Вот куда теперь? Наверно, к маме. Если, конечно, пустит на
порог – за восемь лет так и не дождался ни одной весточки от нее, ни одного
слова в ответ на бесконечные письма, что упорно слал он из заточения. Не
простила. Не поверила ему. Отказалась от сына родного.
Пока Власов с
недоверием вдыхал свободу, за спиной залязгали створки разъезжающихся ворот.
- Власов, чего
стоишь? Обратно захотелось? – заржал молодой сержантик, опуская окошко
облупленного, полуразваленного УАЗика. – Тебе куда? Подкинуть до города?
«Нет уж,
господин начальничек, с тобой нам больше совсем не по пути!» - ответил про себя
Власов.
Но разум
гордость победил – все ж далековато до города. Кивнул в ответ. Вот только
у судьбы на сегодня совсем другие планы.
- Макс!
Незнакомый, но
почему-то радостный мужской голос остановил его, когда он уже садился в машину.
Власов обернулся: его, что ли, зовут? Где-то внутри содрогнулось: а вдруг все
же мать где-то рядом? Вдруг ее привезли? Вдруг ждет? Вдруг встречает?