— Что? Что говорит этот молодой человек? — на дороге у Грибоваля
встал Гюнтер и принялся его теснить от несчастной березы.
— Ничего, он просто напуган и несет чушь. Вам послышалось, что
Данилов сказал что-то действительно познавательное. Возвращайтесь в
свои покои, месье Грибоваль, мы здесь и без вашей помощи сумеем
управиться, — Гюнтер мягко, но настойчиво схватил посланника за
локоть и поволок прочь. А Румянцев тем временем практически
зарычал.
— Если ты, Данилов, еще раз пасть разинешь, чтобы что-то
рассказать ему про пушки, то можешь лучше на этой березе сдохнуть.
А теперь слезай немедля, пойдем в мою комнату и там ты очень
подробно расскажешь о том, что пытался сейчас донести до
французика. А если не слезешь, то я не сапогом тебя сброшу, а
пулей! — И Петька очень демонстративно вытащил пистолет из-за пояса
и направил его на Данилова.
Не став дожидаться, чем закончится снятие этого неудачника,
который, похоже, когда что-то ляпнул про пушки очень интересное,
раз это что-то заставило самых ближайших моих людей засуетиться,
чтобы уволочь его из сада и не дать встретиться в Грибовалем.
— Я должен нормально поговорить с Марией. Мы должны объясниться,
и решить, что же действительно с моей поездкой делать, —
пробормотал я, оправдывая своим жалким бормотанием то, что
собирался сейчас сделать. А ведь я собирался вот прямо сейчас пойти
к ней в комнату. Вот и проверили предел моей выдержки, а ведь
Елизавета меня предупреждала. Отмахнувшись от посторонних мыслей, я
поплотнее запахнул халат и направился к невесте, напрочь игнорируя
тот факт, что вообще-то ночь на дворе, она девица, и мы еще не
женаты.
По дороге мне никто не встретился. Ах, да, все, кто не спал
сейчас в саду пытаются выяснить, что же их разбудило. Даже
гвардеец, который должен был охранять вход в крыло, отданное Машке,
пытался у окна рассмотреть хоть что-нибудь, и не заметил, как я
проскользнул в дверь, оставленного им поста. Я не стал его
тревожить, пускай еще посмотрит, но сделал себе зарубку в памяти,
настучать на охранничка его непосредственному командиру, а то
как-то нехорошо получается. Его поставили охранять фактически самое
ценное, а он ворон считает.
Мария не спала. Она сидела возле зеркала и расчесывала белокурые
волосы. длинная белая сорочка, весьма целомудренная в свете горящей
свечи становилась полупрозрачной. Я навалился спиной на дверь и
сглотнул. Отложив щетку, она смотрела на меня в зеркале, а по
шальному взгляду и легкому румянцу, который заливал личико, было
видно, что она знает, зачем я к ней пришел. Вот только парадокс
заключался в том, что, она-то знает, а я, похоже, нет.