— К сожалению, ваше величество, у нас нет достоверной
информации о планах принца Азаира. Но если откажем, то рискуем дипломатическими
отношениями с Немеонисом, что в свете конфликта с Верелеей крайне нежелательно.
Кроме того, Луаре необходимы военная и экономическая помощь Немеониса. Без
Великого Кристалла Света защита нашей планеты будет под угрозой в случае
вооруженного конфликта.
Сильвестия повернулась и посмотрела в светло-голубые глаза
первого советника, который по старой военной привычке продолжал стоять, почти
не шевелясь, но гордо расправив спину и плечи.
— Ты ведь знаешь, что говорят про Азаира. Не отводи взгляда,
Эргион? — королева забыла о протоколе, ей хотелось поговорить с по-простому, искренне.
— Ты ведь слышал, что Азаир жесток? Что даже подданные считают его молодым
тираном. Ты бы отдал свою Эйною за него замуж, ведь она почти ровесница Мирель?
— Да, ваше величество. — В его глазах Сильвестия отчётливо
видела боль и скорбь отца. — Мы в ответе за судьбу Луары и нашего народа. Мы не
принадлежим сами себе, как и наши дети, как и их жизни. Как родители, мы хотим
для них лучшей доли, но должны поступать в интересах государства, а не наших
личных, как бы нам ни было больно от этих решений.
— Ты прав, тысячу раз прав, но я не могу отдать свою девочку
замуж за чудовище.
Сильвестия отвернулась к окну. Слёзы потекли по щекам.
Чувство безысходности разрывало изнутри. Хватит ли у неё духа, подписать
приговор любимому ребенку?
***
Мирель крепче вцепилась в локоть первого советника. Лёгкие
горели. Воздуха не хватало. Первый шаг к алтарю дался особенно тяжело. Эргион
накрыл маленькую похолодевшую ладонь Мирель своей, большой и теплой. Перед
ними, словно отмеряя последние мгновения прежней, простой и беззаботной, жизни,
вышагивали шестеро гвардейцев Луары. Их парадные мундиры, украшенные вышитыми
золотой нитью символами родной планеты, сияли в тёплых лучах Солеона, льющихся
из двух десятков окон под куполом главного храма Луары. Золотой ковёр приглушал
синхронные шаги гвардейцев. Но Мирель казалось, что их уверенная поступь
вторила стуку её испуганного сердца, которое будто только под их размеренные шаги
вспомнило, что должно стучать ровно, а не замирать в груди или заходиться
сумасшедшим биением.
Мирель старалась смотреть прямо перед собой, держаться гордо,
как подобает наследнице старинного рода. Она хотела выглядеть сильной, но не
ради себя, а ради матери. Та безутешно рыдала ночами, а в этот момент с плохо
скрываемой тревогой и скорбью следила за движущейся процессией.