Время нас разделяет, снег идет кучами. Милая, что ты делаешь сейчас? Неужели так и кончится всё? Неужели человек – животное и моя антропоморфная выдумка[193] одно безумие? Мне тяжело, как замурованному в стене. Слушай, подбери стихи, как сумеешь[194]. Когда я приеду, чтобы сразу проверить, отобрать и сдать Молотову.
Не спешу кончать письмо. Пиши мне пока на ГЗУ. Я не знаю, как называется улица, где я буду жить. Как Тотик? Наверно, стал забывать меня. Уже месяц, как я не живу дома. Передай Тотику мой поцелуй и скажи, что я скучаю о нем.
Прощайте. Андрей.
P.S. Тебе легче забыть меня, п[отому] ч[то] ты знала Александрова[195].
Впервые: Волга, 1975 (в сокращении).
Печатается по: Архив. С. 460–461. Публикация Н. Корниенко.
{109} М. А. Платоновой.
8–9 января 1927 г. Тамбов.
Муся!
Я уже переехал на другую квартиру. 40 р[ублей] со столом. Как будто ничего, а там неизвестно.
Мой домашний адрес: Первомайская площ., д. № 20[196], кв. Блюм, Платонову.
Пишу последнюю вещь для сборника рассказов[197] – «Епифанские шлюзы»[198] – из времен Петра I. Через неделю, наверное, кончу. Завтра подниму ходатайство о командировке в Москву.
Очень невесело живется. Но всё, быть может, к лучшему. Меня бы, пожалуй, призвали в армию[199], если бы я оставался в Москве не у дел. А может, и к худшему.
Пиши мне, синеглазая! Твой Андрей.
Печатается по первой публикации: Архив. С. 461. Публикация Н. Корниенко.
{110} М. А. Платоновой.
10 января 1927 г. Тамбов.
Получил оба письма сегодня[200]. Здесь каждую минуту ветер меняется: сегодня командируют, завтра отменяют[201]. Поэтому я и писал так – то еду, то нет. Что с нашим Тоточкой? Бьюсь за выезд в Москву. Время горячее, путаница страшная. Я нужен здесь. Но сегодня или завтра выезжаю скорым обязательно. Тоточка мне дороже всех служб, и никакие тюрьмы меня не удержат ехать к нему, больному, а может, умирающему. Посылаю 15 р[ублей] на лечение. Привезу еще немного. Не жалей ничего для его лечения.
Если правда о том, как ты Новый год встречала, – спасибо. Тебя весь НКЗ за это полюбит. Там на моей стороне, а не на Волкова. Что они способны изнасиловать тебя, если им ты сама не отдашься, – я знаю то давно и всего от них ожидаю. Выезжаю. Не заболей сама. Обо всем переговорим.
Целую обоих. Мне труднее, чем тебе. Теперь нет никогда покоя, после письма. Андрей. 10/I – 12 ч[асов] дня.