Кроме того, женщина говорила не на русском. Довольно мягкий
язык, но точно не славянский. И хотя я прекрасно ее поняла, все
равно не соображала, как я смогу разговаривать на языке, которого
не знаю?!
Это порождало состояние паники. Но лежать неподвижно и делать
вид, что сплю дальше было просто невозможно: тело требовало
движения, туалета, еды, а мозг требовал хоть какой-то ясности. Я
открыла глаза и села.
За это время в комнате ничего не изменилось, кроме того, что
стало значительно темнее. На столе, часть которого была заставлена
глиняными посудинами, в небольшой плошке с длинной ручкой горел
огарок свечи. Сероватые беленые стены и углы комнаты тонули во
мраке, а огонек клал жирные желтые мазки света на старое дерево
стола, миску с каким-то варевом и саму женщину – пожилую,
невысокую, грузную.
Она застыла с ложкой в руке и как-то неуверенно повернула ко мне
лицо, оказавшееся в тени.
-- Мари?! Мари, девочка моя, ты очнулась?!
Бросив ложку в миску так, что разлетелись брызги, она вскочила с
табурета, схватила за ручку плошку с мерцающим огоньком и, неуклюже
подволакивая ногу, двинулась ко мне. Я сидела на кровати, поджав
под себя ноги и молчала, совершенно не понимая, что и как я должна
ответить.
Женщина поднесла свечу к моему лицу, заодно ярко осветив
свое.
Лет пятьдесят, если не больше, обвисшие складками брыли, двойной
подбородок, густые черно-седые брови. И только глаза, тонущие за
набрякшими веками, смотрели ясно, даже чуть поблескивая. Женщина
моргнула, и водяные линзы слез скатились по щекам двумя ровными
каплями.
-- Девочка моя, святая Маас услышала мои молитвы! – толстуха
всхлипнула, глядя на меня, и скривила в улыбке тонкогубый рот,
вытирая пухлой рукой слезы на щеках. – Хочешь пить? Дать тебе
молочка? Я сегодня как чуяла, у тетки Фет прикупила немножко.
Я заелозила на кровати, пытаясь встать – очень хотелось в
туалет, и я совершенно не понимала, как ей ответить. Судя по всему,
эта женщина – мать той девушки, в теле которой я очутилась. У меня
просто не хватало духа заговорить с ней.
Толстуха подхватила меня за руку, закинув ее себе на шею и ловко
подсунув плечо мне подмышку. Обняла свободной рукой за талию и,
придерживая, помогла встать с кровати, приговаривая:
-- До ветру хочешь, деточка? Сейчас я тебе помогу.
Меня немного покачивало от слабости, но руки толстухи были
крепкими и теплыми, она куда-то все время двигала меня и, распахнув
входную дверь, вывела в темноту.