Я отрицательно помотала головой и со вздохом призналась:
-- Не помню.
ОСКАР
Я отчетливо помню, как умирал…
Сперва утихла боль и все звуки мира, который я покидал, как бы
отдалились. Тишина обещала мне покой и долгий-долгий сон. Она
наваливалась на меня и пеленала все плотнее и плотнее, не давая
возможности шевелиться, думать, дышать…
Потом, сквозь эту ласковую тишину начали прорываться какие-то
странные звуки и новая боль. Как сквозь вату я слышал голоса:
-- Держи эту скотину, Кунт!
-- Да ладно … Не ори. Ему и так досталось…
Меня дергали, тормошили и, кажется, куда-то пытались тащить.
Глаз я открыть не мог, пошевелиться сам – тоже, и все сильнее
наливалась болью голова. Я чувствовал себя обманутым и почти
оскорбленным. Где, где обещанный мне покой?!
На мгновение я даже пришел в себя – меня уронили в какую-то
вонючую лужу. Я застонал, но глаз так и не смог открыть. Липнущие к
телу вещи вызывали странное раздражение и, возможно, я бы
окончательно очнулся, но тут меня уронили второй раз. Последнее,
что я слышал, перед тем как потерять сознание окончательно,
было:
-- Крепче держи, болван!
Сознание возвращалось медленно, какими-то странными рывками.
Больше всего мешала головная боль. Она накатывала волнами, стучала
в висках и, возможно, я бы заплакал от слабости и беспомощности, но
и глаза и рот казались засыпанными песком.
Очередной проблеск сознания, кроме головной боли и дикой сухости
во рту вызвал резкий приступ тошноты. Так и не сумев открыть глаза,
я все же повернулся на бок, и тело скрутило судорогой рвоты…
Не знаю сколько времени прошло до момента, когда я окончательно
очнулся, но ощущение мокрого дерева у губ и вливающийся в
пересохший рот восхитительно прохладной и вкусной воды я запомнил
навсегда.
Сквозь сомкнутые веки пробивался дневной свет, я лежал и глотал
воду, которую кто-то вливал мне в рот большой деревянной ложкой.
Почувствовал, как заслезились глаза, и окончательно придя в себя,
попытался сесть.
Мир дрожал в глазах за пеленой грязной слизи, сливаясь в мутное
пятно. Я ничего не мог разобрать, кроме того, что там, за влажной
серостью, есть кто-то живой. Кто-то, кто охнул и приговаривая:
«Сейчас, сейчас, Оскар, потерпи мгновение…» -- отошел от меня
ненадолго и тут же вернулся. Крепкая рука взяла меня за подбородок
и по лицу заелозила горячая мокрая тряпка.