То, что я увидел, не было похоже на галлюцинацию – изображение
стало четким и резким. И очень пугающим – и дом, в котором я
очнулся, и невысокая полноватая женщина, с тревогой смотревшая на
меня, были мне совершенно незнакомы.
Несколько мгновений я тупо пялился на нее, а она, очевидно
как-то по своему истолковав мой взгляд, метнулась куда-то в сторону
и почти сразу у меня в руках оказалась огромная, пол литровая
глиняная кружка наполненная горячим и душистым рыбным бульоном. Я
машинально сделал глоток, потом второй.
«Чистое блаженство! Господи, вкусно-то как!» -- я жадно допивал
крепкий навар, даже не имея возможности подумать. Это действие
отняло у меня остатки сил и я, чувствуя на лице и теле испарину от
горячего варева, со стоном откинулся на подушку.
Болела голова, но как-то странно болела – четко над левым ухом.
Последние дни я почти не мог есть, но этот бульон выпил с огромным
наслаждением. В моей деревне не было домов из камня. Я никогда в
жизни не видел эту женщину раньше.
Нельзя сказать, что я был здоров. Скорее, состояние тела было
как при сильном похмелье, но я совершенно не понимал куда делась
болезнь. Ничего похожего на медленно жрущую тело боль и слабость не
было. Зато ощущение, что вчера я подрался – было.
Слегка раздражала некоторая непонятность и неправильность
окружающей меня обстановки, но от горячего питья меня так
разморило, что думать и анализировать я не мог. А поскольку дневной
свет все еще резал мне глаза, я прикрыл веки и даже не заметил, как
снова уснул.
Окончательно пришел в себя я во второй половине дня. Окно, в
которое так яростно били солнечные лучи, сейчас оказалось в тени.
Глаза быстро привыкли к легкому сумраку комнаты, и я, рукой держась
за побаливающий висок, на котором внезапно нащупал пальцами
довольно приличных размеров засохшую рану, попытался понять – а где
же я, собственно, нахожусь?
Сел на кровати и огляделся. Невольно поморщился. Голова болела и
немного кружилась. Состояние – как при легком сотрясении. Впрочем,
почти сразу мне стало наплевать и на странную обстановку и на
больную голову. Ноги, которыми я упирался в холодный пол, не могли
принадлежать мне. Просто не могли, и все!
За время болезни я довольно сильно похудел, а уж сколько потерял
в весе пока жил в деревне, даже думать не буду. Но укладываясь по
вечерам в кровать, я всегда отводил взгляд от тощих бело-голубых
«палок», на которых не осталось ни жил, ни мяса.