«Буханка» встала, как вкопанная на самой границе с туманом.
Разреженная серая муть, как рассветная дымка на реке, поднялась на
уровень лобового стекла и начала обволакивать машину по бокам. Меня
вмяло в жесткую спинку, а сзади еще и навалился сосед, чуть не
продырявив меня вилами. Но возмутиться я не успел.
— Пацан, — Гидеон развернулся в сторону салона и протянул руку,
— Держи, огневик. Я Гордею обещал, что сохраню для тебя. Эта отца
твоего.
Я взял в руки стальной прямоугольник очень сильно напоминавший
зажигалку «Зиппо». Только не блестящий новодел с картинками, а
добротную увесистую и явно раритетную вещицу. Потемневшее от
старости серебро, гравировка по кругу — на основании крест,
окруженный выпуклыми черепами, на крышке какие-то крючковатые
символы, то ли руны, то ли что-то староцерковное. Несмотря на
неровную поверхность, в руку легла, как родная, будто песочный
мячик-антистресс сжал.
Я легонько подтолкнул крышку и с щелчком, как у классического
“Зиппо”, зажигалка открылась. Внутри тоже все стандартное —
обгоревший фитиль в стальной перфорированной защите, крупное
колесико над кремнем.
В нос ударил горький, но приятный запах из детства — полынь.
Бабушка его везде развешивала, говорила, что от злых духов
убережет. И бутылочка абсента у нас всегда дома была
припрятана.
Я захлопнул крышку и повертел зажигалку в руках. Там, где обычно
выбивают логотип ZIPPO, было незнакомое мне клеймо в виде двух
треугольников. А сбоку, на всю высоту надпись: FIAT IUSTITIA, RUAT
CAELUM.
— Это что? — я посмотрел на Гидеона.
— Да свершится справедливость, даже если небеса упадут, —
пренебрежительно ответил водитель, а Захар с Вилами
перекрестились.
— Да я не про надпись, я про зажигалку?
— Зажигалка? — Гидеон нахмурился, — Эка ты, извернул. Это же
огневик.
— И что делать с ним?
— Как что? — он пожал плечами, — Жечь, конечно. Только зазря
смолу не переводи, это последняя.
— Приготовьтесь, — вклинился Захар, — Они уже рядом.
— Держитесь все, — крикнул водитель и дал по газам.
Чем больше нас обволакивал туман, тем сильнее мне хотелось
верить, что это все развод и спецэффекты. Но я уже не верил.
То, что я чувствовал, сейчас ни могло быть никакой технологией.
Ни дым-машины на концертах, не пенные вечеринки в клубах, ни
рассветы на реке, ни метель под яркими фарами дальнего света —
ничего, с чем бы я мог сравнить из своей прошлой жизни.