Остальные оказались на
второстепенном месте — переписывали черновики, в основном,
внутриведомственного значения, бегали туда — сюда обратно по
поручению столоначальника, искали служебные данные, если они
требовались, нередко не только в министерстве, но и в других
ведомствах. В общем крутились, делали все, чтобы они не считались
на шее у остальных. Но все равно, и они, и Макурин с Кологривовым
уже вскоре понимали, кто главный работник в канцелярии, а кто
составляют серую массу.
Как-то быстро получилось, что
вне зависимости от чинов, после официального начальника появился
второй — Макурин. При чем в общем объективно, говоря языкомXIXвека, — от божьего промысла. Ни Макурин не
желал этого, ни другие чиновники, а вот на тебе. Все как-то вдруг
вместе обусловились: начальник министерской канцелярии —
столоначальник действительный статский советник Кологривов, товарищ
начальника — губернский секретарь Макурин.
Конечно, в другое время и в
другом месте эта ячейка общества (термин самого попаданца сугубо в
его голове) забурлила в знак протеста или, что более вероятно,
запшикала, зашипела. Как так, без году неделя в чиновничестве,
новоявленный губернский секретарь, а уже полез вверх!
Пнуть его, хотя бы за спиной
позлословить, пустить злобную не хорошую сплетню, чтобы стыдно
стало, чтобы боязно, мерзкий сосунок, гадский заморыш! Завертеть в
него чернила, или, хотя бы, бумажный комочек!Но
только не сейчас и не здесь. Ибо адресаты сих бумаг, написанных его
благородием Макуриным сплошь оказались чиновниками первого и
второго класса — генералы высшего ранга, действительные тайные
советники и действительные тайные советники 1 класса!
От них за версту забоишься,
застрашаешься, а тут надо еще отвечать и надо ПИСАТЬ, ой ахти мне.
Не то скажешь, не то, о Господи, пукнешь и эти важные персоны
съедят тебя одним взглядом!
Эй, где тут его
превосходительство столоначальник Кологривов, где сам мерзавчик
Макурин, из-за которого все, собственно, и приехали? Сожрать его
немедленно, выпороть немедля, а если невозможно, то хотя бы лишить
его премиальных денег!
Бедный Кологривов и почти
бедный Макурин вынуждены были отвечать на так сказать приветствия
гостей. Ибо приветствия бранными словами были сравнительными.
Однако и шли, и кланялись, и отвечали и даже тут же снова писали,
если надо было. Как Кологривов в эти дни не занедужил сердцем от
напряжения и тяжелого внимания важных, сердитых
посетителей?