И села в ожидании. Больше ее ничто ухаживать не
подталкивало. Наоборот, ход был за постояльцем.
Андрей Георгиевич не стал ее мучить, положив на стол перед
Авдотьей синию ассигнацию. Старушка сразу воссияла, перекрестила
себя крестным знамением, словноАндрей Георгиевич
вдруг превратился в светлого ангела. Или хотя бы положил на стол не
презренную ассигнацию, а икону с божьим ликом.
Затем посмотрела на него восхищенным ликом, обещающим
всякие земные радости. Да уж. Будь она помоложе лет хотя бы на
двадцать, а лучше на пятьдесят, он бы был радостен в преддверии
амурных шалостей. Но со старухой, нет уж! Лучше переключимся на
деловую сферу:
- Я положен здесь прожить еще месяц. Кроме того, за
прошлый месяц должен вам. Вот, пожалуйста, пять рублев за два
месяца, считая за месяц два рубля с полтиною. Теперь я вам ничего
не должен.
Авдотья чуть на радостях в обморок не упала. Пять рублей,
и все ее! Господи, счастье-то какое! Спасибо тебе огроменное,
благодетель!
Андрей Георгиевич не заметил за ней никакого шевеления, но
ассигнация на столе как-то незаметно исчезла. Вот так бабуля —
ловкие руки! Попаданец и развеселился, насторожился, подумав, что
таким образом она может легко вытащить пару рублей у него в
сюртуке. Или в панталонах. Шустрая бабушка!
Авдотья меж тем, ласково улыбнувшись постояльцу, легко
выскользнула из-за стола. Ему только оставалось вновь удивится,
помня о ее старости (почти 40 лет). Вот это у нее здоровье, как у
девушки, что суставы, что мышцы, эластичные и гибкие!
- Пойду я схожу к Митричу в лавку. Давеча сказывали, что
он сегодня дешевую ржаную муку завезет, если Господь даст
благословения, куплю пар фунтиков, к обеду будут лепешки, а к
вечеру свежий хлеб, опять же если дров найду, испеку. А с тобой,
благодетель, и Полинка посидит. Вон она и чай не допила,
торопыга.
Андрей Георгиевич благосклонно кивнул, понимая, что от
него уже ничего не зависит. Он дал деньги и теперь ничто не
остановит старушку от лавки, ни вязкая грязь, ни жгучий мороз, ни
даже военное положение если вдруг.
Авдотья исчезла, как нечистый дух, вильнув длинной юбкой,
а на нее место немедленно села Полина. Наверняка ведь подслушивала
их разговор. Эх, женщины, сколько он их не знает за два века
(XIXиXXI),
все остаются такими же — любопытными сплетницами. Впрочем, это не
страшно. Что естественно, то не безобразно. Вот мужчины-сплетники —
это ужас!