Лица Филиппа и Гордена залила горячая
кровь, хлынувшая из раны. Толпа пришла в истерическую эйфорию,
кто-то свистел, кто-то кричал: Давай еще, — подбадривая
мучителей.
Палачи были неутомимы и делали все
монотонно, вновь подойдя к ящику, взяли небольшие ножи и крюки с
зажимами.
Сделав круговой разрез на щиколотке
ноги, движением вниз разрезали заднюю часть голени до подколенного
сустава. За оттопыренные уголки кожи были зацеплены зажимы с
крюками, после чего начали тащить за них вниз. Раздавался треск
разрывающейся плоти. У братьев Даттон к тому моменту уже не было
сил кричать. Из их уст раздавался только хрип. Они были в
предсмертной агонии. К тому моменту, как с их животов начали
сдирать кожу, они были уже мертвы, но палачи продолжали свои
действия, до тех пор пока последний кусок кожи не был ободран.
После чего одним ударом топора были
отсечены головы и надеты на пики, которые после были прикреплены к
поручням, расположенным по краям помоста, и оставлены до следующего
дня.
После того как головы были подняты на
пики, Юлиану и Анну стража, взяв под руки, отвела к повозке. В их
глазах была пустота, никаких эмоций, они шли словно куклы, все, что
они любили и ради чего жили, было уничтожено на помосте.
Граф Генрих, видя обритых наголо
дочерей, проходящих мимо него под конвоем, вцепился в пояс руками,
а из его глаз непроизвольно потекли слезы, в этот раз он не скрывал
их от сторонних взглядов.
Усадив графиню и баронессу в повозку,
они двинулись в сторону башни, где их содержали уже несколько
дней.
Роберт и сопровождавшие его члены
совета встали с кресел и, не говоря ни слова, проследовали в свои
кареты, на которых они возвратились в замок.
Добравшись в замок, Роберт заперся у
себя в кабинете. И спустя час слуга передал мне, что герцог меня
зовет к себе.
Зайдя в кабинет, я увидел, что Роберт
сидит в кресле у камина, положив ногу на ногу, и в руке болтает
бокал с вином, но этот бокал был объёмом не менее литра. Жестом
герцог подозвал меня к себе, подойдя, я уселся в кресло рядом с
ним.
— Я не поощряю такие казни, как
сегодняшняя, не люблю излишнюю жестокость, если в ней нет
необходимости, — пояснил он.
А дальше мы сидели в тишине, герцог
смотрел в огонь, изредка прикладываясь к бокалу.
Этим же вечером я вырвался в город,
мне не хотелось находиться в замке. Прогуливаясь по городским
улочкам, я вышел на центральную площадь, где сегодня были казнены
братья Даттон. Возле помоста, на котором лежали изуродованные тела
Филиппа и Гордена, дежурил караул из трех вооруженных
стражников.