— Нет, Федя, потому что ты хороший… А Сонька — повариха…
— У нас в стране — все работы хороши, — декларативно выдал Федя
известный шаблон. — И хотел тебе напомнить, что ты тоже отнюдь не
директор или парторг какой-нибудь, а всего лишь простой
слесарь.
— Да я не про род деятельности, Сонька – она по жизни повариха.
Все на вкус пробует, пенку снимает, а не понравится – выкинет.
Сдерет с тебя шкурку, как с картофелинки, и в кипяток
зашвырнет.
— В каком смысле – в кипяток?
— В переносном, Федя. У нее из таких, как мы целый бульон
заготовлен на все случаи жизни…
— Ты думаешь, она блудница? Так это правда, что про нее говорят?
Расскажи, что у вас было! Она что? Поцеловать себя на прощание
позволила?
— Хуже, Федя. Держись. Только между нами. Сама первая
поцеловала…
— Вот стерва!
— Почему стерва? Тебе она ничего не обещала, такой у нее
характер, мужчин целовать любит. Не для тебя она…
— Это почему? - снова насупился он.
— На таких, Федя, не женятся, а тебе о семье уже думать пора.
Сколько тебе? Тридцатка скоро.
— Вообще-то мне двадцать пять только стукнуло.
— Не обольщайся, друг, не успеешь оглянуться, и тебе уже за
полтинник. Вместо жены пиво, вместо детей сигареты. Вместо тещи —
язва с подагрой, и никому ты не нужен, кроме своего старого друга.
Но и у друга может фляга свистнуть, однажды, он возьмет и убьет
тебя.
— Какая мрачная картина… И кто же тот друг, что меня убьет? Не
ты ли случайно?
Я стряхнул горечь прошлой жизни, вспомнил, где я и кто, и
ответил:
— Это я так, гипотетически рассуждаю. И не про тебя вовсе, а
вообще о жизни. Работа – это хорошо, но если на ней жениться, то
когда-нибудь она тебя пережует и выплюнет, и ничего у тебя не
останется. И тебя самого не останется.
— Ха! Ты сам пашешь за двоих! И предлагаешь мне поменьше
работать!
— Предлагаю тебе жизнь свою устраивать, не затягивать…
— А ты? Сам-то бобылем ходишь! Парень видный, а с девками я тебя
не видал.
— А мне, Федя, пока чужие жизни надо устроить, а со своей
временно перебьюсь…
— Какие это – чужие? — Погодин принял это на свой счет. — Я что?
Маленький?
— Ты нет, а Олег – да.
— Блин! Я и забыл про него совсем! Как он там?
— Да поправился уже почти. Молоток. Здоровьем в мать пошел.
Несгибаемый. Вот только держат его в больничке положенные три
недели. Пока не выписывают. Но я к нему каждый день наведываюсь.
Книжки читаю, последний раз про Хоттабыча читал. Особенно ему
понравилось. Пионер Волька там желания свои исполняет. Правда,
всегда нелепо получается, но интересно.