— Мамаша, — высунулся из машины Зинченко, — подскажите дорогу в
клуб!
Я поморщился. Не умеет Зинченко с женщинами разговаривать. Тем
более, это не просто женщина, а явно звезда местного пошиба. Может,
жена главного агронома или даже директор школы.
— Да какая я тебе мамаша?! — тетя гневно звякнула бутылками под
мышкой и, демонстративно отвернув моську, летящей походкой, словно
из мая, прошагала мимо.
— Не понял, — пожал плечами Зинченко. — Чой-то она обиделась
вдруг? Черт с ней. В магазине спросим.
Мы ввалились гурьбой в дощатый домик. Если в городе магазины
строились, как правило, на первых этажах панелек, то в деревнях это
были отдельные здания, как правило, ветхой наружности и
престарелого года изготовления.
Каждый такой магазинчик имел свою неповторимую ауру,
одновременно походя и не походя на своих сельских собратьев. У
каждого свой запах, цвет окрашенных стен, скрип толстенных
досок-половиц, протёртых до глубоких канавок.
За дощатым прилавком, опершись локтями на столешницу в позе
камасутровской “Зю”, скучала продавщица в белом бесформенном халате
и ситцевой косынке набекрень. За ее спиной скривились в
приветственной улыбке полупустые полки с незатейливой бакалеей.
Колбасы и прочей копченой рыбы в магазине и в помине не было. Зато
в достатке были водка и “Дюшес”. А еще минералка, непременно в
бутылках из зеленого стекла.
— Здравствуйте, — Зинченко первым подошел к прилавку.
— Здрас-ти, — ответила женщина, чуть поморщившись, будто делала
нам одолжение.
— Дайте нам сигарет. Лучших в этой дыре!
— Гляди-ка ты! — продавщица оживилась, всплеснула пухлыми
руками. — Магазин ему наш не нравится! Ходят тут всякие!
Женщина с надеждой смотрела на Зинченко в ожидании “сдачи”. Хоть
какое-то развлечение в сельском магазине. Наконец нагрянули
городские, и можно спокойно с ними всласть повздорить. На своих-то
сильно не поорешь. Вмиг сплетни по селу разнесут, что продавщица
Галка с утра покупателей облаяла, а все потому, что муж ее,
комбайнер, дома не ночевал, а давеча видели его на ферме, где
Лилька, доярка молодая всех своими удоями удивляет и допоздна
задерживается. Только гавкни, вмиг припишут то, чего не было. Не
успеешь чихнуть, как по всей деревне разнесут, что болеешь, а на
другой день уже родственникам соболезнования передадут в связи со
скорой кончиной. Хоть и знают друг друга все с малолетства и всех
родственников до седьмого колена, но если, к примеру, пра-прадед
обидел кого-то из соседей, то об этом помнить будут всегда, и его
грех будет на вас, как клеймо. Ведь в деревне человек всегда под
прицелом. Даже если на улице не видно ни души – не верьте! Из
каждого окошка из-за горшка с геранью на вас смотрят бдительные
сельчане. Самое популярное и массовое сейчас развлечение в деревне
(после танцев, конечно) – это в окна глазеть.