— Татьяна Игоревна, ему опять становится плохо, болит живот,
очень сильно…
Это ко мне подбежала жена Шевченко. А кого ещё, если у меня
всего двое больных, и один из них бодренько гуляет по этому самому
коридору, ведь операция назначена во вторую очередь? Сердце чует,
что суета с больничными — это ерунда по сравнению с тем, что будет
дальше. А на часах всего десять… мать вашу, как пережить этот
день?!
К счастью, рядом с лифтами оказался Александр Григорьевич. Жену
Шевченко он знает в лицо, а потому, услышав подобное, крайне
спокойно спрашивает:
— Татьяна, вы лечащий врач?
Я киваю. Александр Григорьевич уже в возрасте, до ординаторов
первого года ему нет никакого дела, но он никогда нас не обижал,
даже не ругал особо, за что ему отдельное спасибо. Высокий,
седоволосый, неторопливый и очень спокойный. И рядом с ним очень
спокойно, даже в далеко не простых ситуациях, как например
сейчас.
— Тогда возьмите больного на перевязку и скажите Марине
Андреевне, чтобы она собрала все инструменты. Посмотрим рану прямо
на месте. В перевязочной, конечно, лучше, но уж больно там свет
плохой… можно и в палате. Так и быть.
— Да, конечно, я только за больничным сбегаю и сразу возьму на
перевязку! — подобострастно проговариваю я, а в мозгу крутится
злое: «Тигран, сволочь, нашёл время… не горит же этот чёртов
больничный!»
— И мне обязательно позвоните, — напутственно кидает Александр
Григорьевич, и я прыгаю в подъехавший блестящий лифт, пытаясь
угадать, что же опять случилось с Шевченко… не дай бог второе
кровотечение! Хотя Александр Григорьевич спокоен, может, всё и
обойдётся.
Карту с больничным мне швырнули, ну и хрен с ними. Листок
Боброва заберу потом, я его предупредила, что после часу, а Тигран
ничего не говорил. Отдаю Муравьёвой, бегу из двенадцатой палаты по
изогнутому полукругом коридору в перевязочную, затем обратно на
первый пост в пятую палату. Там Шевченко корчится от невыносимой
боли…
— Укол, дайте мне промедол! — стонет он… «Тигран, сволочь, и я
не права, что взяла кровь с утра?!»
Когда, звеня тележкой с перевязочным материалом, к палате
подъезжает хромая, полненькая Мария Андреевна, процедурная
медсестра, я звоню Александру Григорьевичу. Томительные минуты
ожидания, но мы не можем обезболить, пока хирург не осмотрит рану,
а трамадол — ненаркотический анальгетик — не помог. Господи, хоть
бы всё обошлось!