Александр Григорьевич, ловко орудуя инструментами, проводит
ревизию раны. Эвентрации — то есть выпадения кишок — нет, гной не
течёт. Немного некроза в мышцах, но не критично. Ехидно
злорадствую, что правильно взяла кровь, бегу на пост, чтобы
оставить запись в истории и вызвать бригаду с наркотиками, в
отделении они не хранятся. Муравьёва ищет диски с МРТ, подходит к
Александру Григорьевичу. Тот звонит Тиграну, а Тигран мне. Нет бы
сразу подойти ко мне! Случайно проговариваюсь Александру
Григорьевичу, что готово КТ на Шевченко, там вместо двух затёков в
брюшной полости нашли три. КТ было три дня назад, Александр
Григорьевич сердится. Интеллигентно, но всё же. Звонит Тиграну.
Попадает мне. От Тиграна. Потому что не показал заключение он.
Глубоко дышим и идём в ординаторскую что-нибудь перекусить, живот
урчит ужасно. Одиннадцать часов.
— Там Шевченко промедол не помогает…
В ординаторскую заглядывает медбрат Дима и выразительно смотрит
прямо на меня, прекрасно зная, что занимаюсь им именно я. Только
открытая печенюшка откладывается подальше, как и недопитый чай. Но
поскольку я сопля зелёная, то я обеспокоенно смотрю на Марию
Степановну, которая нисколько не теряет спокойствия.
— Когда делали последний укол? — чуть строго спрашивает она, и
я, чуть порывшись в памяти, отвечаю:
— Пятнадцать минут назад вроде.
— Пока рано делать второй, — пожав плечами, уверенно делает
заключение Мария Степановна. — Надо подождать.
— Может, морфин? — робко уточняет обычно жизнерадостный Дима, но
Мария Степановна твёрдо отметает подобное предложение:
— Нет, это точно плохая идея. Иди, посмотри живот, где болит,
что по дренажам, и посмотри, когда точно обезболивали.
Иду. Щупаю. Смотрю. Спрашиваю. Возвращаюсь. Докладываю.
— Болит в эпигастрии, никуда не отдаёт, по дренажам спокойно,
промедол в десять тридцать пять. Что делать?
— Ничего. Ждать, — вздыхает Мария Степановна. Дима, получив
указания, уходит, а я решаю разобраться с дисками.
Пока бегаю с дисками Муравьёвой (а не забрала их из архива
именно я), Шевченко становится хуже. Боль усилилась, Александра
Григорьевича нигде нет, Деревенского доставили в операционную. Хотя
Александр Григорьевич не оперирует лапароскопически, но посмотреть
на операцию хотел, поэтому он наверняка в четырнадцатой
операционной, как и Тигран. А раз они оба лечат Шевченко, то я убью
двух зайцев разом и доложу им обоим сразу. Бегу на четвёртый этаж
через пятый (а лифт игнорирует не только первый этаж, но и
почему-то четвёртый).