- Напомни свое имя, у меня голова до сих пор как в тумане, - я
встряхнула ее, и она посмотрела на меня, наконец-то, осмысленно. –
Отчаяние – грех, сестра, ты должна быть сильной, ведь ты несешь
веру в новые земли. Смотри на море, дыши, ты чувствуешь, какой
здесь чистый воздух! Не то что внутри. Теперь нужно выходить каждый
день. И ноги окрепнут, и солнце вылечит все болячки на твоем
лице.
- Я Айлин, - она посмотрела на меня снова, и я почти услышала
скрип ее мозга, который переваривал информацию об отчаянии. – Да,
спасибо, Элиза, я согрешила, отчаявшись…
- Но наш Бог милостив, и он улыбается сейчас, видя, что ты
призналась в грехе, - сестра Маргрет, наконец, увидела во мне
помощь.
- Сестра Маргрет, теперь вы видите, что они начали улыбаться. Мы
должны помочь им снова обрести надежду. Вы можете завтра провести
здесь, на палубе, небольшое чтение псалмов? Думаю, этим нечестивым
девкам будет полезно услышать слово Божье. А в трюме как раз
повторят уборку и там все просохнет, - я опустила глаза, взяла
ладонь матушки Маргрет в свои и аккуратно прикоснулась носом,
вжимая губы между зубами.
- … и мы, сестры мои, должны чтить и любить Бога, доверяя нашу
жизнь только ему. Да возникнет на нашем пути земля, да воссияет над
ней свет любви Божьей, - сестра Маргрет, похоже, снова вошла в раж,
но вся команда, и даже компания женщин, которых капитан тоже
заставил принять участие в службе, молча и внимательно слушали
ее.
Я все это время, встав подальше, за спины моих «сестер»,
разглядывала людей. Среди пестрой компании женщин, которые, как
оказалось, тоже плыли к новым мужьям, чьи лица даже не видели. Их
осталось шесть человек из восемнадцати. «Наших» квакерш осталось
семеро вместе с Маргрет. Бог интересно сравнял счет, потому что
«сестер» было двадцать.
Бетти – рыжеволосая, чуть пухлая, с достаточно милыми округлыми
чертами, но язвительным изгибом губ, стала в этом пестром стаде
кем-то вроде главаря. Она спорила и ругалась не только с нами, но и
с членами команды. Мужчины не спорили с ней, но иногда, когда она
забывалась и начинала хамить, давали отпор и несколько
затрещин.
Ее подпевала – тощая, кареглазая Анна, сейчас открыв рот слушала
Маргрет, и не известно, что творилось в ее голове, но глаза у нее
слезились.
Остальные были скромнее, и просто держались кучкой, обычно, они
просто болтали, подшивали свои платья и юбки, спали днем, а ночью
уходили на палубу, где им иногда, видимо, от команды, перепадало
пойла, которое они называли «виски».