Я громко
фыркнула.
– Кому сдались
эти салфетки–подушечки? Центральная улица забита лавками, где красивых поделок
море. И их создают не изнеженные барышни вроде меня, а опытные мастерицы. Так
ради чего стараться? Пошел и купил.
– Ты не
понимаешь. Вышивая, ты приучаешь себя к усидчивости и терпеливости, развиваешь
глазомер, выкраиваешь время для спокойных размышлений. Ведь думаешь о чем–то,
когда занимаешься рукоделием?
– Злюсь. И
считаю время, когда мэсс
Тира прекратит мои мучения. Как по мне, так лучше звук горна, рык зверя,
лай собак и самой лететь верхом на коне. Чтобы ветер в лицо. Один на один с
опасностью. А если вдруг враг, то я с кинжалом, а не с этими вот нитками–иголками.
– А ты
представь, что игла и есть кинжал. И чем увереннее ты вонзаешь ее в ткань, тем точнее
поразишь противника.
Брат вдруг оставил
кресло и стремительно, не забыв прихватить камзол, удалился в свои покои. Его
комнаты находились в начале коридора, напротив отцовских. Мне же принадлежали
торцевые помещения, где окна располагались так удобно, что я могла со всех трех
сторон обозревать
дворцовый парк.
– Даже спокойной
ночи не пожелал, – проворчала я, с ненавистью заталкивая разворошенное рукоделие
в корзину. Пнула совок, который печально скрежетнул по полу. Проговорив про
себя кучу ругательств, подслушанных у королевских гвардейцев, рухнула в
нагретое братом кресло.
Но Вито неожиданно
вернулся. Бросил мне на колени холщевый мешочек.
– Что это?
Подарок?
– Глупая, –
наклонился и вытряхнул аккуратно свернутые вышивки.
– Хочешь
упрекнуть меня искусным рукоделием какой–то влюбленной в тебя дурочки?
И вновь меня скрутила
вспышка ревности к незнакомке, со старанием вышивающей для Аурелио.
– Это мои
работы. Когда твой отец взял меня в семью, мне стукнуло тринадцать. И оставалось
лишь два года до поступления в академию. Времени было слишком мало, чтобы успеть
освоить прорву того, что рожденные богатыми получали с пеленок. Я упорно добивался,
чтобы пальцы мои были ловкими, взгляд острым, голова занята дельными мыслями, а
тело умело подчиняться воле. Думаешь, мне не хотелось вернуться на улицу, быть
независимым, бегать с ватагой равных? Пусть не знающих что такое горячая еда и
крепкие ботинки, но свободных. Я тогда многое бы отдал, чтобы вернуться в
подворотни.