Платье неприлично облепляет тело. Я будто голая стою. Беж
оттенком напоминает кожу, и от того впечатление наготы усиливается.
Самое отвратительное, что перед жрецами я обязана стоять ровно,
даже закрыться, обнимая себя руками не могу. А ещё мне очень
холодно, аж трясти начинает. Ветерок, который утром я не замечала,
по мокрому пронизывает до костей, и я тихо всхлипываю, по-детски
шмыгаю носом.
— Возмутительно поведение, — старший жрец хлопает ладонью по
каменной столешнице.
Я вздрагиваю.
— П-простите, светоч. Я из лучших побуждений.
А чайник-то уплыл на дно…
Обвинить меня в осквернении пруда жрец явно хочет, но не может,
потому что пруд священным не считается. Рыбка — да, её место
обитания — нет. Но я подставилась с порчей храмового имущества, и
жрец не упустит возможность выпустить свой гнев.
Смотрит… Мне очень не нравится, как он на меня смотрит. Взгляд
по-хозяйски гуляет по моей облепленной платьем фигуре, и к гневу
примешивается чисто мужской интерес. А уж младший жрец и вовсе
вспыхнул. Как и Лоуренс, кстати. И это даёт мне подсказку, что раз
он так остро реагирует, значит, у нас с ним ещё ничего не было.
Конечно, полной уверенности у меня нет… Лион и Ризара почти не
скрываясь перешёптываются и пересмеиваются. А вот кареглазый лорд…
Я не успеваю понять его реакцию, слишком сложный клубок эмоций.
— Придёшь после заката и примешь наказание, — решает жрец и,
отвернувшись, направляется в святилище, попутно приказав младшему
спасти чайник.
— Да, светоч, — кланяюсь я, получается, его спине. — А как
же…
— Я сказал прийти после заката, — раздражённо повторяет жрец, и
я умолкаю.
Странно, что жрец не станет допрашивать меня сразу. Или сперва
хочет поговорить с Лоуренсом? Или расследованием займутся
Гельдерны, жрецу не интересно? Парадоксально, но я до сих пор не
знаю, какие отношения связывают светлый храм и род воинов света. На
словах они за одно, но на деле… Гельдерны слишком
самостоятельные.
Я, наконец-то, обхватываю себя руками. Зуб на зуб не попадает,
но всё же становится чуть легче. Младший жрец перегнулся через
бортик и занят спасением чайника. До меня мальчишке уже нет
никакого дела, и я, оставляя за собой ручьи, спускаюсь по
ступенькам и про себя радуюсь. Пусть я дала лишний повод себя
подозревать, зато я избавилась от любых следов. Даже сам Светлый
Кенар лично едва ли теперь сможет выяснить, что за проклятье на мне
было, откуда пришло и кем наложено.