Под смех публики он раскланялся во все стороны, поймал
воображаемый букет, понюхал его, скривился и отбросил в Моргана.
Вышагнул из бадьи, вытянул из кучи тряпок штаны, начал
надевать.
Не вставая с ковра, Морган смотрел на него потемневшими почти до
черноты глазами.
Потом шепнул:
— Антонио, ты...
— Если ты будешь так на меня смотреть, Морган, я тебя перепутаю
с девицей, — оборвал его Тоньо совсем обыденным тоном и повернулся
строго в профиль, чтобы пират уж никак не упустил выдающегося
зрелища. Смесь ненависти, опасности, веселья и чистого
незамутненного телесного удовольствия действовала безотказно.
— Попробуешь — убью, — хрипло прошептал Морган; он дышал тяжело
и неровно, похоже, на него тоже действовало безотказно, только
что-то свое. — Давай ужинать...
— Ой, напугал кролика терновым кустом, — усмехнулся Тоньо. И,
поймав недоуменный взгляд пирата, пояснил: — Я и так уже мертв,
Морган.
— О нет. Ты жив. Пойдем к столу. — Морган так и не сводил с него
глаз.
— Морган, вставай, — Тоньо потянул его за руку, поднял с
пола…
Случайно так вышло или нет, но Морган оказался совсем близко,
почти кожа к коже… да черт с ним, с батистом, все равно — близко,
жарко. Совсем не похоже на смерть. И сердце у Моргана стучало
сумасшедшими кастаньетами.
Мальчишка.
Даже убивать жалко.
А до рассвета еще чертовски долго. Целая жизнь.
К черту. До рассвета можно ни о чем не думать. Слово чести —
такая удобная штука!
Морган опомнился. Сказал почти ровно, не сбивая дыхания:
— Ну же, гость, идем к столу. Не оскорбляй моего кока.
Тоньо рассмеялся.
— Оскорбить кока? Никогда! Это мясо пахнет просто
божественно!
Потом они ели и беседовали, как старинные друзья. О погоде,
видах на урожай, особенностях английского и испанского такелажа и
прочих ужасно важных и интересных вещах. Целых три перемены блюд,
глядя друг другу в глаза. И Тоньо все яснее понимал, что не хочет
умирать один. Впрочем, и умирать хотелось все меньше, даром что его
жизнь закончилась вот уже три часа как.
К тому моменту, как вышколенный стюард — диво дивное для
пиратской посудины, но удивляться Тоньо уже устал — принес свежие
фрукты на десерт, Морган успел рассказать десяток завиральных
историй из жизни джентльменов удачи, а Тоньо — половину трехлетней
давности сплетен родом из Саламанки с Севильей, а на закуску —
парочку анекдотов о студиозусах, к коим имел честь принадлежать аж
целых шесть лет. Пожалуй, кафедры права и алхимии в университете
Саламанки были его самым лучшим воспоминанием, и если бы сейчас ему
предложили прожить жизнь заново — это он бы повторил. Правда,
двадцати четырех лет никто не предлагал, всего лишь несколько
часов, но их Тоньо намеревался прожить с максимальным
удовольствием. И успеть все, что только можно успеть за одну ночь.
Сон сюда не входил.