— Нед! — позвала она, взмахом руки позволяя камеристке
удалиться.
Рыжий одноглазый пират тут же воздвигся на пороге, пропустив
камеристку подмышкой: ему и сам Длинный Педран, лучший герцогский
кузнец, был едва выше плеча. Отец иногда шутил, что ему пришлось
забрать Неда с эшафота из жалости к палачу: бедняга никак не мог
повесить человека, который выше виселицы. Нед на эти шуточки скалил
зубы и делал зверское лицо, а маленькая Марина топала ножками и
кричала, что никто не смеет повесить ее Неда! А потом лезла ему на
руки и требовала поиграть в морского дракона — что значило влезть в
рыбный пруд позади замка, сесть Неду на плечи и кататься,
распугивая карасей, уток и кухонных девок.
Сегодня Нед не скалился шутливо, но и не тосковал. Сегодня Нед
походил на настоящего морского дракона: огромный, злой, опасный и
непредсказуемый. В его единственном глазу не отражалось ничего,
кроме готовности всех порвать за свою единственную любимую
госпожу.
— Вы готовы выйти в открытое море, моя леди? — тихо спросил он,
и в этом тихом голосе слышался рокот прибоя и далекие грозовые
раскаты.
Марина шагнула к нему.
— Матушка позволила тебе ехать со мной?
— Нет, моя леди. Но это не имеет значения. Моя служба герцогу
Торвайн давно закончена, а его супруге я никогда не присягал. Так
что здесь нет никого, кто мог бы мне запретить ехать туда, куда я
хочу и с тем, с кем я хочу.
Прижавшись к мощной груди, обтянутой кожаным дублетом и
перекрещенными ремнями перевязей, Марина в последний раз
зажмурилась и мысленно попрощалась с родными стенами. А затем молча
отстранилась и так же молча вышла в раскрытую перед ней Недом
дверь.
В покоях матушки стоял сырой, пропахший ладаном полумрак. Леди
Элейн задернула шторы и, судя по припухшим глазам и бедным губам,
всю ночь молилась. Сейчас же она встала с кресла, церемонно
приветствуя дочь. Настоящая леди, всегда — настоящая леди.
Терпение, достоинство, смирение, повиновение и молитвы. Наверное,
она была бы рада, если бы дочь следовала ее примеру, но всегда с
тем же достоинством принимала волю покойного супруга: раз ему
угодно воспитывать из дочери герцога, не ей противоречить или быть
недовольной.
На миг Марине захотелось прижаться к матушке, чтобы та обняла,
спрятала и от монастыря, и от сэра жабы Валентина. Она даже сделала
к ней неуверенный шаг — но мать всего лишь перекрестила дочь и
напомнила, что Марине должно слушаться сопровождающих.