Матушка, несомненно, была права. И если бы Марина собралась в
монастырь, она бы, без сомнений, стала аббатисой. Но монастырю ее
не видать. Хоть Марину и сразу после торжественной встречи сэра
Валентина отправили в свою комнату, готовиться к отъезду, она
успела пройтись по замку и услышать много интересного. К примеру,
что монастырь святой Агнессы славится суровостью и отличным
воспитанием для дочерей непокорных подданных короны. Девы там
становятся тихими, послушными и богобоязненными. И чтобы такая
ценная для короны личность, как Морвенна Лавиния Вудвилл, случайно
не проехала мимо монастыря, ее будут сопровождать сразу четверо
английских рыцарей, безусловно верных сэру Валентину и королеве.
Именно в такой последовательности — что показалось Марине
немаловажным. Впрочем, то, что ее признали ценной, тоже. Значит, в
словах сэра Валентина о плоде беззакония было больше бахвальства,
нежели правды, и брак отца и матушки вовсе не признан церковью
недействительным.
Что хорошо. Будет. Потом. Когда она вернется домой. А она
обязательно вернется, и не будет лить слезы. Это просто с кухни
луком пахнет.
Луком пахло нестерпимо, так что Марина щурилась и украдкой
промокала глаза платочком. Даже когда матушка пожелала ей доброй
ночи, поцеловала в лоб и ушла вниз, в парадный зал, ужинать вместе
с будущим супругом, а в дверь тихонько постучался Нед.
Открыв дверь, Марина молча прислонилась к широкой груди,
пахнущей потом и железом, и бросила проклятый платочек на пол.
Слезы полились рекой, дыхание прервалось и застряло в горле…
— Все будет хорошо, моя маленькая леди, — едва слышно пробасил
Нед, подхватывая ее на руки и баюкая. — Все будет хорошо.
Не будет, хотелось сказать Марине, уже никогда не будет! Но
голос не слушался, а слезы мешали дышать. Папы больше нет! А без
него хорошо быть не может!..
Нед бормотал что-то успокоительное, гладил ее по волосам и качал
на руках, как морской прибой. И голос его был похож на прибой. Так
похож, что Марина уснула. Как-то сразу и незаметно, вовсе не думая
спать. И проснулась ранним утром с четким пониманием: ее жизнь
закончилась сегодня. И либо начнется новая, либо она умрет в
монастыре святой Агнессы, вдали от моря и родных зеленых
холмов.
Загробная жизнь благородного дона Антонио Гарсия Альвареса де
Толедо-и-Бомонт, графа де ла Вега, началась около пяти часов
пополудни десятого августа тысяча пятьсот… или тысяча шестьсот… не
будем уточнять, года от Рождества Христова. С палящего солнца,
радостно-деловитого ора по-английски и сладкой винной лужи под
щекой. Странно, но боли он не чувствовал, — вообще ничего не
чувствовал, вместо привычных ощущений была легчайшая пустота! —
хотя ясно помнил, как английский клинок задел по боку как раз перед
тем, как что-то еще раз ударило его по голове, и он умер.