Я запнулась на секунду. Потому что, во-первых, поняла, в какое
именно время вернулась, во-вторых, вспомнила «озерный скандал».
Любящая кузина толкнула меня в озеро. К счастью, я умею плавать,
да и детство у меня прошло весело. Я не испугалась и смогла
выбраться. «Настоящая леди» на моем месте, вероятно, от шока и
тяжести намокшей одежды ушла бы на дно.
Сестренка, помнится, долго извинялась, уверяла, что все
получилось случайно. Наедине, естественно.
А потом…
А потом случилось то, что и привело меня через двадцать лет в
тайную келью монастыря Серых Сестер. То, что перевернуло не только
мою жизнь. Погубило так много людей, лишило меня семьи и многого
другого.
Именно с этого купания, точнее с наказания, последовавшего за
скандалом, началось мое знакомство с сэром Эдвином ди Монтеро.
В прошлой жизни я рассказала тете о падении в озеро, рассказала
в надежде на справедливость — ведь это Кэтрин столкнула меня в
воду!
И как бы она потом ни извинялась, я знала — это нарочно. Правда,
сначала не поняла почему…
Но кузина, когда тетя Миневра позвала ее для разъяснений, просто
соврала, что ее со мной в тот день вообще не было. И тетя поверила
ей, ведь Кэтрин — молодая леди с безупречной репутацией. А я —
маленькая дикарка с материка, к тому же еще и лгунья, как
выяснилось.
Самое смешное, что потом кузина снова приходила извиняться,
объяснила, что очень испугалась разочаровать маму, и я… я не только
поверила, но и простила ее, ведь Кэтрин так «искренне» плакала, а
еще принесла мне свои любимые пирожные, без которых меня оставили
за ужином.
Правда, пирожными тогда мое наказание не ограничилось, мне
запрещено было также участвовать в общих прогулках и ехать на
праздник фонтанов. Меня оставили дома, а кузина отправилась
блистать среди молодых столичных повес. И именно в отсутствие тети
и кузины наш дом навестили лорд Монтеро с сыном.
— Купалась? — переспросила я, выныривая из воспоминаний. — Кто?
Я? Нет. Кэтрин, я же сказала тебе, что леди это невместно, а ты не
послушалась тетю?
И невинно улыбнулась.
Леди Миневра нахмурилась, разглядывая меня. Кэтрин и вовсе
округлила глаза, таращась из-за ее спины так, словно увидела
неупокоенную душу. Но придраться было не к чему. А головная боль и
томная усталость для юной леди не грех, она имеет право на тонкую
душевную организацию и хрупкое здоровье. Так что красиво страдать и
удаляться к себе — за это не наказывают.