Сизые взяли разработку в свои крылья,
и дело закипело.
Через тридцать стандартных земных лет
у них было готово первое поколение. Вестники поселили их на той
самой планете, на которой проводились эксперименты с двумя
деревеньками, обучили основам науки, познакомили с историей их
предков. И всего через пятьдесят лет на планете, переименованной в
Москву в честь древней российской столицы, было провозглашено
возрожденное государство. Что особенно символично, это
знаменательное событие прозошло в тщательно восстановленном по
древним схемам и документам златоглавом Успенском соборе, тем самым
обеспечив преемственность русских царей далекого прошлого и
повелителей Возрождённой Российской империи. Первый царь – Владимир
Великий – торжественно подписал вечный и нерушимый договор между
Белыми Вестниками, лидерами доминанты Урзет, и Новой Российской
империей. С этого мгновения люди стали подданными доминанты. В
благодарность за право жить люди поклялись защищать доминанту с
оружием в руках. В считанные годы флот людей расширил территорию
доминанты в полтора раза, резко изменив баланс сил в тесном рукаве
Ориона. К сожалению, доминанта Урзет недолго наслаждалась внезапно
обретенным могуществом. Остальные пять доминант объединились против
общего врага и выдвинули ультиматум: либо Вестники предоставят всем
равный доступ к тайнам Древней Земли, либо объединенный флот пяти
доминант начнет наступление на всех фронтах. Будь решение за
людьми, наглый ультиматум был бы отвергнут, а враги умылись бы
кровью. Но Белые Вестники были типичной расой Рукава Ориона –
осторожной и осмотрительной. Они предпочли риску привычный паритет.
Так остальные доминанты получили в свое распоряжение людские
народы. Американцы, французы, китайцы, немцы и индийцы стали
становым хребтом новых армий старых врагов. Они, как и русские,
воскресли из небытия. Вернулись для новой жизни, имя которой –
война. Но даже такая жизнь лучше, чем забвение. Так что спасибо
Белым Вестникам, спасибо Сизому клану. Мы живы, а значит, у нас
есть шанс добиться всего.
Силовое поле едва заметно мерцало
синеватыми сполохами статики над висячим садом, зажатым между
галереями, соединяющими южный и северный павильоны малого Эрмитажа.
Структура поля создавала эффект парника и, хотя снаружи ярился
ледяным ветром ноябрь, здесь было тепло и сухо. Негромко шуршали
ветвями вечнозеленые тропические деревья – у Павла все не доходили
руки спросить у садовника их название. Да и к чему засорять
монаршию голову всякой чепухой? Достаточно того, что сад прекрасно
справляется со своими главными функциями: дарует покой и
расслабление и служит резиденцией для старого друга и наставника.
Здесь чудесно. По рукотворным порожкам из блестящих камушков весело
звенит ручеек, теряясь в зарослях кустарника. Через ручеек
перекинут изящный мостик. И, диссонансом с его изогнутыми
позолоченными перилами, притулилась в тенистом углу за кустами
простая деревянная скамейка, выкрашеная белой масляной краской. Над
скамейкой темно-зеленым шатром раскинуло крону необычное дерево с
толстым серовато-серебристым стволом. Из трещин бугристой коры
выступают полупрозрачные кончики молодых побегов. В сочной зелени
светляками сияют большие белые цветы. Название этого существа Павел
знал наизусть: Дубравник. И имя тоже – Среброкрон.