Стоило императору усесться, как ветви
над его головой приветственно зашумели.
- Я тоже рад тебя видеть, – буркнул
Павел. – Давно ждешь?
- Только пришел, – прошелестело в
ответ.
Шутке было много лет, она давно
превратилась в ритуал, который человек и дубравник свято
соблюдали.
- Почему ты меня не предупредил? –
недовольно бросил император, нервно постукивая по спинке скамьи
костяшками пальцев. – Ты же советник, наблюдающий, это твой
долг!
- Я тоже не всесилен. – Вирт
обрабатывал шум листвы, скрип веток и транслировал перевод прямо
через костную структуру в слуховой канал человека. – Я не могу
предсказывать события, не имея достаточно информации.
- Ты – Высший! – Павел сердито
посмотрел в крону.
Цветы замерцали сильнее, в сиянии их
сердцевин появился синеватый оттенок. Императора окатило волной
нежного аромата. Павел смягчился, но для вида сохранил сердитый
вид.
- И нечего на меня так смотреть! Я
тебе доверился, подбил Николя на эту авантюру с Ченгуо, и
полюбуйся, чем всё закончилось! Никаких доказательств на Ченгуо мы
не получили[3], зато потеряли святыню.
Бородино – не какой-нибудь булыжник. Это символ! Представляешь, что
сейчас начнется? Меня будут рвать на части.
- Ты – монарх, – рассудительно
парировало дерево. – Не разрешай рвать себя на части. В конце
концов, повесь нескольких смутьянов, запрети пару газетенок. Мне
что, нужно учить тебя управлять собственными сородичами?
ДОМИНАНТА УРЗЕТ.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ.
Начало ноября.
Санкт-Петербург.
ПЁТР БЕЛОУСОВ.
Сознание вернулось. Не внезапно,
вспышкой, как бывает после контузии. Медленно, постепенно, словно
всплывая из небытия. Один за другим начали просыпаться органы
чувств. Мягкая подушка. Жесткий матрац. Приглушенный свет. Крашеный
белилами потолок. Блекло-зеленые стены. У стены – умывальник. Над
ним зеркало в потертой раме. Над зеркалом – портрет государя Павла
Четвертого. Очень хорошо. Значит, не в плену, значит дома… Слава
Высшим! Что дальше? Окно. Оно приоткрыто. Из окна отчетливо тянет
холодком и свежестью улицы. Колышется полупрозрачный тюль. За окном
покачивается голая черная ветка, с тонкими побегами. На ветке сидит
нахохлившийся воробей, греясь в солнечных лучах. Значит, не
орбитальная станция. Значит, планета. Планета терраформирована и
населена. Дышится легко, посторонних запахов нет. Краска на стенах
старая, выцветшая, лежит не первым слоем. Значит, один из Старых
миров. Быстро переводить взгляд было непросто – почему-то сразу
начинало сильно тошнить. Белоусов осторожно посмотрел вниз. Руки
лежат поверх одеяла. Правая – неестественно розовая. Кожа как у
младенца, тонкая, просвечивает насквозь. Пальцы пока не слушаются,
но осязание сохранилось. Ладонь покалывает. Значит, регенерация
прошла успешно. Получается, это больница. Выходит, они всё-таки
вырвались. Петр улыбнулся.