Следователь невозмутимо ждал, закинув
ногу на ногу, покачивал остроносым штиблетом и поигрывал своей
дорогой ручкой.
- Что вы хотите услышать? – наконец,
прохрипел Белоусов. – Что я – преступник? Ну так я…
- Погодите, погодите, Петр Ильич. Ну
что вы, в самом деле, – с притворной заботой произнес Эдуард
Порфирьевич, взмахнув авторучкой. – Не стоит так торопиться. Куда
вы спешите, право слово? Я же не затем пришел, чтобы в чем-то вас
обвинять. Скорее, напротив. Я ведь вас прекрасно понимаю. То, что
вам довелось пережить, стало бы страшным испытанием и для более
опытного человека. Только что вы стояли на площади, волнующий
момент, торжественные речи, и тут вдруг трах-ба-бах! Вся эта
стрельба, кровь, крики. Хаос, как вы изволили выразиться. Это шок
даже для закаленной психики. Поверьте мне, как профессионалу. В
такой ситуации у людей нередко отшибает память. Выбивает, знаете
ли, из воспоминанийнекоторые фрагменты событий. Важные фрагменты,
позволю себе заметить. А потом раз – что-то в мозгу щёлкает, и они
снова всплывают. Мда. Причудливая штука – человеческая память.
- Я вас не понимаю, – просипел Петр.
В горле окончательно пересохло. Следователь, внимательно глядя на
юношу, неторопливо налил воды из графина и, словно задумавшись,
замер со стаканом в руках.
- Я вот о чем думаю, Петр Ильич. Вы
человек ответственный, решительный. Неудивительно, что вам
кажется, будто вы и только вы несете всю полноту
ответственности за случившееся. Вы убеждены, будто действовали по
собственному почину и потому обязаны отвечать за результаты. Но
что, ежели хорошенько подумать? Ежели постараться и
вспомнить? Может оно и не совсем так, а, Петр Ильич? Могло
же, скажем, случиться так, что вы увидели прячущегося за трибуной
генерала Татищева. Вы подбежали к нему, он отдал вам
соответствующий приказ, после чего был ранен и лишился чувств. А уж
вы, как и долженствует настоящему солдату, были обязаны в
точности исполнить его распоряжения. Что вы и проделали со всем
возможным тщанием и старательностью.
- Что вы такое говорите?! –
возмутился Петр и тут же закашлялся. – Да дайте мне, наконец, воды,
что вы, в самом деле, тут устроили …
- Я говорю вот о чем, Петр Ильич. –
Эдуард Порфирьевич, не торопясь, с явным удовольствием, сделал
несколько глотков и поставил стакан на подоконник. – Я говорю о
том, что вы, возможно, запамятовали важнейшую деталь, которая
представляет события