Петр Белоусов: палач Ориона. Книга 1: Фланговый дебют. - страница 126

Шрифт
Интервал


«Петербургский скептик» пошел еще дальше. Его редакция не поленилась и перепечатала передовицу «Жэньминь жибао»[14]. Петр, стиснув зубы, читал о «героической операции отважных десантников Народной республики, ставшей ответом преступным деяниям властей Российской империи». Преступными, по мнению рупора китайской компартии, власти России стали вследствие политики угнетения рабочего класса, а также из-за вероломного нападения на мирную колонию планеты Чунгуо у Трех Красных Солнц. Здесь Петру не оставалось ничего, кроме как горько рассмеяться. «Мирная колония» Ченгуо, как справедливо писалось в «Ведомостях», представляла собой сплошь секретные военные предприятия и лаборатории, разрабатывавшие запрещенные виды вооружений, которые китайцы, опасаясь разоблачения, взорвали сами. Да ещё не абы чем, а «грязными» термоядерными бомбами, чтобы исключить любую возможность высадки русского десанта. Так что считать уничтожение уже мертвой планеты военным преступлением мог либо враг, либо идиот.

«Скептик» не остановился на перепечатке китайской лжи. Верный своему имиджу либеральной газеты, он посчитал ниже своего достоинства разбираться в тонкостях военных операций, сходу вменив в вину флоту гибель двадцати трех тысяч невинных граждан империи на Бородине.

«Глубоко символично, – не скрывая злорадства, писал «Скептик», – что в катастрофе на Бородине пострадал лично генерал Татищев, главный виновник бойни при Трех Красных Солнцах. Остается только сожалеть, что ценой преподнесенного ему урока стали жизни ни в чем не повинных граждан».

Петра просто трясло от возмущения. Будь его воля, главный редактор «Скептика» уже давал объяснительные показания в Особом отделе департамента полиции, а в Крестах для него тем временем готовили бы отдельную камеру.

Каждый день Петр начинал с чтения передовиц, и каждый раз его сердце сжималось в предчувствии неприятностей. Уж если Николая Осиповича можно назвать «виновником гибели невинных», то что же говорить о нем самом, о юнкере Петре Белоусове, обманом завлекшим гражданских на плац перед музеем? Превратившим их в живой щит? Петр не боялся наказания за свой поступок – он был готов к нему с того самого момента, как поднял микрофон на плацу во время атаки. Петра страшил позор.

Но время шло, а о курсанте Белоусове никто даже не заикался. То ли его персона не показалась редакторам достаточно интересной, чтобы посвящать ей хотя бы пару строк, то ли, что скорее, «Водяная завеса» сделала свое дело, и журналистам не удалось докопаться до правды. Тем не менее, Белоусов каждое утро просыпался с чувством, что сегодня-то его точно разоблачат. И это не могло не сказываться на его настроении.